Шпионы и все остальные - Данил Корецкий

Сужается.

В конце концов не остается ничего. Ноль. Пустота в кулаке.

А «синька капает» по-прежнему.

– …Таким образом, обычный метод исключения указывает на то, что утечки могут происходить на единственном неотработанном участке поля нашего поиска. Это – закрытые коммуникации доступа высшей секретности «А», каналы правительственной связи… – Евсеев поднял глаза на Никонова и закончил доклад: – Поэтому прошу согласовать с руководством Федеральной службы охраны и Службы правительственной связи вопрос допуска сотрудников нашего отдела к коммутационным станциям и коллекторам, а также к личным делам работников ФСПС, и… – Он сделал паузу. – Нам может понадобиться список абонентов правительственной связи и ежедневные карты соединений.

Никонов слушал не перебивая. Когда Евсеев замолчал, он пошевелился, встал. Подошел к окну, откинул верхнюю фрамугу и остался стоять, подставив лицо прохладе. Евсееву и самому вдруг показалось, что в кабинете стало как-то душно.

– Может, тебе еще расшифровки телефонных переговоров членов кабинета министров предоставить? – сухо поинтересовался генерал. – Их личную переписку?

В голосе не осталось и следа былой неофициальной грубоватости. Точнее, грубоватость осталась – но другая, сухая, раздраженная, даже брезгливая, словно он говорил с надоедливым просителем.

Евсеев ничего не ответил. Что тут можно ответить? Он стоял, вздернув кверху подбородок, и ждал.

Никонов смотрел в окно.

– Значит, правительственная связь… – проговорил он некоторое время спустя. – Святая святых государства. Высший уровень конфиденциальности и доверия. Одиннадцать тысяч высокопоставленных пользователей… – Он оглянулся на Евсеева.

– Я знаю, товарищ генерал, – сказал майор.

Никонов опять отвернулся.

– Особая каста, Евсеев. О-ох, особая, – протянул он сквозь зубы. – Если ты ошибся, они тебя с потрохами съедят. Да я сам первый тебя сожру. Это пощечина всей контрразведке…

– Я все понимаю, – сказал Евсеев. – Дело в том, товарищ генерал, что несколько лет назад в одном из коллекторов правительственной связи в Подмосковье был обнаружен сканирующий прибор…

Никонов нетерпеливо махнул рукой.

– Что я, по-твоему, вчера родился? – прорычал он уже самым настоящим свирепым казарменным рыком. – Думаешь, я здесь сижу и ничего не знаю?! Ты вообще, Евсеев, ты хоть соображаешь, с кем ты разговариваешь? Или думаешь, если мы были в одной комиссии, то тебе все можно? Вообразил себя всемогущим, да?!

Майор вытянулся в струнку и оцепенело уставился в потолок. Это защитная поза всех подчиненных. Поза смирения и самосохранения. Ты мужественно стоишь на месте, не мечешься испуганной тенью по кабинету – и в то же время как бы висишь на невидимой нити, подвешенной к потолку примерно в той точке, куда устремлен твой остановившийся взгляд. Как обезьянка, раскачивающаяся на люстре. А начальство ходит вокруг, цокает когтями, бьет хвостом, как голодный тигр. Но добраться не может. Главное – не опускать глаза, не встречаться с ним взглядом, иначе…

– В общем, так, Евсеев… – Раздраженно топоча, Никонов вернулся к столу, опустился в кресло. Кресло взвизгнуло. – Добро на проверку коммутаторов и кабелей ты получишь, хрен с тобой. Уже на этой неделе. Доступ к личным делам… – Он сжал зубы, постучал ногтем по столу. – Не обещаю. А что касается всего остального – забудь! Просто забудь! Вот так. И – давай… – Он помахал в воздухе рукой, изображая что-то вроде вращающегося пропеллера, буркнул: – Иди, Евсеев, иди. Можешь быть свободен.

Фейсы[3]приехали в обед. Двое, молодые, на «Ладе-Приоре». Представились, предъявили документы, подписанный директором ФСО допуск.

Пряхин спросил:

– А что именно будете проверять?

– Для начала покажите ваш журнал обхода, – сказал тот, что поплотнее.

Пока один внимательно изучал журнал, словно это был свежий «Плейбой», второй прошелся по операторской. Комната четыре на два метра. Стол, стул, телефон. На столе лежали книги. Фейс взял одну, взвесил в руке, посмотрел на обложку – «Люберецкий стрелок. Запрет на охоту».

– Это ваше?

– Да, – сказал Пряхин.

– Любите литературу?

– Люблю как бы…

К чтению он пристрастился уже здесь, на участке контроля № 18. А ничего больше и не оставалось: либо читай, либо сиди и пялься на аппарат контроля спецсвязи, по которому может прийти сигнал о неполадках на вверенном участке или каких-то других проблемах. Радио и телевизор запрещены. За пьянство на рабочем месте – суд. А какие еще варианты?..

Зато Пряхин не принимал запрещенные наркотические средства, не курил, не злоупотреблял спиртным и даже не играл в «Doom» и «Bioshock». По крайней мере – на рабочем месте. Уже за одно это его можно было премировать… По уставу тысяча девятьсот какого-то древнего года операторам запрещалось пользоваться электронными устройствами с импортными комплектующими. Так вот, поэтому Пряхин читал не букридеры, а самые настоящие бумажные книги. С переплетом, форзацем, гарнитурой «Школьная» и прочими прибамбасами. За полтора года службы он одолел двенадцать томов серии «Русский Рэмбо», а теперь уверенно справлялся с «Люберецким стрелком». В наш нечитающий век он был в каком-то смысле аристократом духа.

– Я что-то не вижу вашего напарника, – сказал полный, еще раз окинув взглядом крохотную каморку операторской, как будто напарник мог прятаться под столом или еще где-нибудь. – На участке контроля должно быть два человека, ведь верно?

– Полтора года уже обещают, – сказал Пряхин. – Пока не нашли подходящей кандидатуры. Таджика-гастарбайтера сюда не посадишь, сами понимаете…

– Вы, значит, один и дежурите, и обходите участок?

Пряхин пожал плечами. И дежурит, и обходит.

Операторская контроля № 18 ютилась в небольшой комнатке в здании Кукуевского РОВД. Отсюда до ближайшего смотрового люка линии правительственной связи пять минут ходу. Всего таких люков на дистанции – восемь. Протяженность линии – шестьдесят километров.

Сели в машину и поехали смотреть. Первый люк, второй, третий. И так далее. Фейсы осматривают пломбу, замок. Просят открыть люк, спускаются вниз и светят фонариком. Что они ищут, непонятно.

– И как же вы справляетесь в одиночку? – никак не успокаивается полный. – У вас и машины своей нет, как я понимаю?

– Меня подвозят, – сказал Пряхин. – У начальства договоренность с РОВД. А там транспорта хватает.

Фейсы переглянулись между собой.

– И часто вас подвозят?

– По-разному бывает, – уклончиво сказал Пряхин. Видимо, что-то подсчитав в уме, он добавил:

– Не так уж и редко, между прочим…

Дело в том, что в окрестностях Кукуева, как раз по направлению линии связи, стоит печально известная деревня Колпаково. Неспокойное место. То драка с поножовщиной, то поджог, то еще какая-нибудь напасть. Полисменам из РОВД туда частенько кататься приходится. Они и Пряхина с собой берут, если место свободное есть. Он из окошка смотрит, фиксирует, все ли в порядке. Потом протокол обхода составляет. А бывает, что и попросит остановиться да проверит пломбу. Это когда у них время есть.