Зачарованные - Лора Шелтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Холод и сырость. Запах склепа. Запах сырой земли. Смерти. Тления.
Ничего. Это не страшно.
Человек сидит и раскачивается из стороны в сторону. Он боится остановиться, потому что тогда в темной, низкой комнате наступит полная тишина.
Человек боится тишины. В тишине приходят воспоминания. Самые страшные. Самые мерзкие. Самые сладостные.
Тем страшнее разочарование.
Саманта разлепила веки с громадным трудом. Голова гудела и пыталась уплыть куда-то в сторону. Девушка заставила себя собраться с мыслями.
До нее донесся шепот. Нет, просто очень тихий голос.
— Сэмми… Вот и ты здесь. Мы умираем, Сэмми.
— Шер! Что происходит? Я тебя почти не вижу, в глазах темно…
— Не надо. Не смотри. Умирать лучше, когда не боишься. Я больше не боюсь.
Саманта наконец смогла разглядеть Шерри — и волосы зашевелились у нее на голове.
Шерри, абсолютно обнаженная, была распята на операционном столе. Ее запястья и щиколотки были крепко привязаны к поручням, талию тоже перехватывал широкий ремень. Голова Шерри была опутана какими-то проводками, но страшнее всего было то, что в вены на руках девушки были введены толстые иглы.
Кровь из них медленно, но постоянно капала вниз, на пол. Шерри медленно умирала от потери крови.
Саманта дернулась — и обнаружила, что тоже привязана. Холодея от страшной догадки, она опустила глаза… Так и есть.
Саманта Джонс была распята на таком же столе, и из ее вен точно так же уходила по капле жизнь.
— Шер! Что происходит?!
Голос Шерри звучал на удивление спокойно.
— После того ночного нападения я была не в себе, ты помнишь. Меня накачали успокоительными, так что я все время спала. Мне снились сны. Они мне снятся уже пять лет. Все одни и те же. Но сегодня кое-что прибавилось. Помнишь, как я его испугалась? Когда он приехал нас спасать? Я все никак не могла понять, что же в нем было страшного… Запах. Это одеколон. Сегодня я спала — и мне приснился этот запах. И я вспомнила. Картинка сложилась.
Саманта вздрогнула и вспомнила слова Рональда.
«Все части на месте — а картинка не складывается».
— Шерри, ты говоришь о Джоне Мейзе?
— Да, Саманта. Она говорит обо мне.
Тихий, очень приятный голос. Невысокий худощавый человек стоит в дверях, чуть сутулится.
Саманта напряглась, рванулась из пут. Джон Мейз слабо усмехнулся.
— Ты всегда была упрямой и своевольной девочкой. Но я не хотел твоей смерти, видит Бог, не хотел. Во всяком случае, твоей ПЕРВОЙ смерти.
Саманта замерла. Набат в голове гудел все громче. Сердце билось где-то в горле.
— О чем вы говорите…
Джон Мейз прошел к письменному столу, сел за него и начал методично рвать какие-то бумаги. Обрывки он бросал в маленький камин, однако запаха дыма Саманта не чувствовала. Видимо, тяга была хорошей…
— Доктор Лиланд был гением, что бы о нем сейчас ни говорили. Он добился бы успеха, я в этом не сомневаюсь. Я преклонялся перед ним. Он снисходил до меня. Я отдал ему Замок-на-Холме, я оборудовал для него там лабораторию, потом построил эту, секретную… Я оплачивал все счета, потакал всем капризам. А капризов было много. Это его общество… Снобы и идиоты. Врачи, давно позабывшие о науке. Один Лиланд… Тогда я решил, что сам найду ген. Я многому научился за годы, проведенные рядом с Лиландом. К тому же я знал Бен Блейр и его обитателей, а Лиланду приходилось действовать вслепую.
Первый раз я не хотел убивать. Она была симпатичной и безобидной. Можно было просто напоить ее, так обычно делал Лиланд. Меня подвели руки. Я исколол ей все вены, но кровь не шла. Тогда на меня что-то нашло… Когда я очнулся, она была уже мертва. Я забрал кровь и ушел. Честно говоря, даже не думал тогда об алиби.
Шли месяцы, но меня так и не нашли. И не заподозрили. Потом были остальные три… Насчет них я уже не сомневался. Лиланд очень нервничал, потому что убийства начали связывать с деятельностью общества, а я в душе посмеивался над ним. Доказательств-то не было. Потом прошло еще пятнадцать лет. Лиланд продолжал искать ген, я тоже. Каждый занимался своими исследованиями. Я объездил всю Англию в поисках уроженок Бен Блейра. Работал в архивах, библиотеках, городских управах. За пятнадцать лет я взял более двух десятков проб…
Саманта чувствовала, как холодный пот ползет у нее по вискам и груди. Бездушное чудовище рассказывало о своих злодеяниях так спокойно, словно речь шла не о двух десятках убийств по всей стране, а о простых лабораторных исследованиях.
— … Я научился работать за эти годы. Научился терпению. А потом вернулся этот паршивец, Ронни с Верфи. Молодой ученый, скажите-ка… сопляк! Лиланд буквально влюбился в него. И все ему рассказал. Только Ронни это не понравилось. Он стал вынюхивать и выспрашивать, потом арестовали Лиланда, а Ронни купил Замок-на-Холме. И встретил Белинду.
Джон Мейз повернулся к Саманте, и она увидела, что глаза у него остекленевшие, безумные, светящиеся животной злобой… и страхом. Она ничего не понимала. Ничего!
— … Да, дорогая мисс Джонс, мы подходим к самому для вас интересному. Ронни подобрался слишком близко к обществу Лиланда и его тайнам. Его нужно было остановить. Заодно я оказал бы услугу семье — ведь желание Белинды выйти замуж за сына портовой шлюхи никто из нас не одобрял. Одним словом, я решил действовать. Бомбу в наши дни найти легче легкого. Я все приготовил заранее и уселся в моторке неподалеку, чтобы удостовериться, что все прошло успешно. До взрыва оставалось пять минут, когда я увидел их на палубе. Белинду и Гранта. Они целовались. Она была в его рубашке. Я понял, что они только что были близки. Меня это взбесило, но я все еще не хотел ее убивать… Я действительно не хотел тебя убивать, девочка!
С этими словами Джон Мейз опустился на колени перед столом, где лежала Саманта.
Саманта превратилась в каменное изваяние. То, что говорил Джон Мейз, было нереально, немыслимо, невозможно, и все же она понимала, что говорит он чистую правду.
— … Я плакал, когда яхта взорвалась. Я орал и выл, как сумасшедший, потому что оплакивал тебя, моя малышка Белл. Я ведь очень любил тебя. И желал. Желал как женщину, с тех самых пор, когда ты начала бегать на свидания и целоваться с этим Лесли Дойлом, маленьким нахалом. Я уплыл от того места, уплыл далеко. Почти до самого Гленнакораха доплыл, потом вышел на берег, упал и уснул. А когда проснулся, на песке рядом со мной лежало твое мертвое тело. То, что от него осталось. Взрыв здорово тебя искалечил, а морская вода разъела раны. От малышки Белл осталось немного. И тогда я решил сжечь тебя. Ты ведь все равно была мертвая. Я выкопал яму, бросил тебя туда, обложил хворостом и поджег. И тогда ты закричала, а я…
Саманта разлепила стиснутые губы.
— И тогда ты ударил меня чем-то тяжелым в лицо. Я помню. Потом была тьма и боль, потом госпиталь.