Сво(бо)дные - Лея Кейн

— Не найдет. Ты же ему про Полинку не скажешь. А он о ней не знает, — отвечаю я, радуясь тому, что никогда не рассказывала Ваське о своем прошлом, даже когда он более-менее на человека был похож.

— Это-то понятно. Но где твоя мама живет, он же знает.

А вот это уже как ушат ледяной воды. Я оборачиваюсь, смотрю в окно маминой кухни, откуда она мне машет рукой, и у меня сердце кровью обливается. Васька же сюда первым делом нагрянет!

Так, Оксанка, не паниковать! Мама больше не одна. У нее есть Павел Георгиевич, а он ее в обиду не даст и быстро отправит Ваську туда, где ему самое место. Он его жалеть не станет, если он даже сыну в челюсть готов заехать.

— Я все решу, Сереж… — говорю я, слыша, как в ухо пиликает параллельный звонок. — У меня вторая линия.

— Ладно, всего хорошего, Оксан. Если передумаешь, звони хоть ночью.

— Пока. — Я переключаю номер, не глядя, и мой слух тут же ласкает хрипловатый голос Роберта:

— Окса-а-ан?..

Да блин! Не жизнь, а американские горки!

Я теряю дар речи, еще не отойдя от всего произошедшего и намечающегося, а Роберт продолжает:

— Кажется, мой отпуск переносится. Я улетаю на Мальдивы завтра утром. Так сложились обстоятельства.

— Ясно, вляпался во что-то, — хмыкаю я, уже догадываясь, что и у этого кадра плохи дела.

— На самом деле, все не так паршиво, как кажется. Поживу там пару месяцев и обратно в страну вернусь. Но ты только представь себе два месяца в раю.

— Да, звучит заманчиво, — соглашаюсь я, учитывая, что я вообще нигде не бывала, а завтра отпустят Ваську, и свалить подальше отсюда — лучшее, что я могу для себя сделать.

А как же Кристиан? Так и будет отдуваться за нас двоих? Павел Георгиевич с него шкуру спустит, а тут еще надо разобраться, кто из нас кем воспользовался.

— Оксан, не молчи. Я же тебя в постель не тащу. Мы можем там бунгало с двумя кроватями арендовать, а дальше… время покажет. Скажи, что подумаешь, пожалуйста.

Я смотрю на подъезжающий к остановке автобус, думаю о Кристиане, о маме, о Павле Георгиевиче, о Ваське, о Роберте и снова по кругу.

— Нет, — смело отвечаю ему, входя в автобус и усаживаясь у окна. — Я не побегу от проблем.

— Ну смотри, Оксан. Самолет в девять. Передумаешь, звони хоть ночью.

Я подаю кондуктору мелочь, отворачиваюсь к окну, гляжу на зажигающийся в сумерках город и уверенно отвечаю Роберту:

— Не жди меня. Может, у тебя другого выхода нет. А я своим побегом всем только наврежу.

— Что ж, — тяжело вздыхает он. — Удачи, Оксан. Надеюсь, у тебя все сложится хорошо.

— Теперь точно сложится, — улыбаюсь я, выключая телефон.

Я помню телефонный разговор Криса с женой. Она его чем-то цепко держит. Чем-то, в чем он боится признаться даже родному отцу. Вероятно, об этом и его немецкий дружок не знает. Но может, он признается мне? Надеюсь, я заслужила его доверие. В любом случае, мне надо поговорить с ними обоими. Павла Георгиевича предупредить, что мама не держит на него зла и что завтра выпускают Ваську. А с Крисом… ну хотя бы начать с того, что я до сих пор таскаюсь с его деньгами, а потом расставить все точки над «и» и уже определиться, кто мы друг другу, и как мы будем жить, учитывая, что через четыре дня свадьба наших родителей.

Я выхожу на нужной остановке, когда на город опускается густая ночь. Плетусь к дому Павла Георгиевича, даю себе минуту и тяну палец к домофону. Не успеваю нажать на кнопку, как дверь с писком отворяется и из подъезда выходит сам Павел Георгиевич.

Я затягиваюсь сигаретой, стоя на балконе и наблюдаю за Оксаной, которая в темноте решительно идет по двору к подъезду. Она меня не видит. Вряд ли она вообще помнит, куда выходят окна квартиры моего отца, и где там находится балкон, а я стою в полной темноте, и даже за моей спиной в комнате выключен свет.

Нимфа подходит к подъезду, в этот момент я слышу пиликанье домофона и тихий «Ой» Оксаны. А потом тихий голос отца. Они что-то начинают горячо обсуждать, но балкон, к сожалению, слишком высоко, поэтому я просто не могу разобрать ни слова.

Интересно, зачем она вернулась?

Дверь балкона внезапно открывается, и на меня обрушивается удушливый запах духов. Руки с длиннющими белыми ногтями обнимают меня, сцепившись в замок на животе, и я слышу мурлыканье Ланы:

— Поговорим, моя сладость?

— Пошла на хер, Лана.

— Ты слишком грубый, тортик. Тебе надо расслабиться, — она кладет мне свои лапищи на плечи, и в этот момент я разворачиваюсь, сбрасывая их.

Лана — высокая, фигуристая платиновая блондинка. Не натуральная. Когда мы только начали встречаться, у нее были темные вьющиеся волосы, а еще небольшая грудь. Спустя годы все изменилось. Не только ее характер, который стал окончательно блядским.

— Кристиан, — она взмахивает наращенными ресницами, и кладет мне руку на грудь, — ты даже не встретил меня. Даже не вышел, когда твой отец привез меня домой. Что он подумает? — она хмыкает. — Тебе не кажется, что это как-то странно для любящего и заботливого мужа?

— Ты долго ломать комедию будешь? — приподнимаю я бровь. — Зачем приехала?

— Соскучилась. Как тебе мое платье?

— Полное дерьмо, — я окидываю взглядом откровенно идиотский наряд из черного фатина, — ты опять тему переводишь?

— Мудак, — издает смешок она, — я его три часа в магазине выбирала. И многие мужчины уже его оценили. В отличие от тебя.

— Мне наплевать, с кем ты трахаешься, Лана, — я склоняю набок голову, рассматривая ее безобразный и пошлый видок. — Главное, что мне не приходится изображать любящего мужа еще и в постели.

Она подается ко мне, приподняв невинно бровки и заглядывая в глаза. Там, в глубине, мелькает затаенная обида. Ее все еще задевает, что я продолжаю игнорировать ее тюнингованное тельце.

— Почему ты отказываешься от этого? — тянет она. — Ты же знаешь, что я готова на все. И даже на твои извращенские фантазии. Хочешь — отшлепай меня и трахни. Можешь быть грубым. Можешь быть даже жестоким, Крис. Я скучаю по старым временам, честное слово. Мы могли бы хотя бы попробовать все наладить...

— После того, как ты мне изменяла? — иронично интересуюсь я.

— Мне не хватало нежности и романтики в наших отношениях. Ты даже в жизни несколько грубый и черствый, знаешь об этом? — пожимает она плечами. — Иногда мне казалось, что я для тебя просто тело для слива.

— Поэтому ты вцепилась в меня, когда я захотел с тобой развестись, и мы уже несколько лет изображаем парочку? — у меня вырывается тихий смех. — Ты пиздец логичная, Лана.

— С паршивой овцы хоть шерсти клок. У тебя хотя бы бабло есть. И подруги мне завидуют. Ты красавчик, этого не отнять, — и снова это движение плечом, а потом Лана вытаскивает сигарету из пачки и закуривает. А я смотрю вниз. Интересно, нимфа и отец уже ушли? Даже если нет, то я их не вижу под козырьком подъезда. Я все пропустил, болтая с этой тварью.