Клод Моне - Мишель де Декер

Однако вернулся он ни с чем.

Между тем, его поджидали хорошие новости. Дюран-Рюэль купил 26 полотен с видами Пурвиля. Гонорар художника составил 11 тысяч франков![58]

Эту радость слегка омрачило письмо, пришедшее из Руана от брата Леона.

«Если помнишь, я одолжил тебе тысячу пятьсот франков, — писал тот. — Не думаешь ли ты, что пора мне их вернуть? Говорят, теперь твои картины хорошо продаются…»

Но Моне лишь недовольно пробурчал:

— Успеется…

В декабре 1882 года Сена вышла из берегов. Половодье достигло редкого для тех мест размаха. Даже дом на бульваре Сены[59], занимаемый семейством и расположенный на возвышении, оказался со всех сторон окружен грязной водой. Нет, решительно, Пуасси — не то место, где Моне хотел бы жить.

Не вселяла в него оптимизма и экономическая ситуация в стране. В период кризиса первыми его жертвами, как всегда, стали люди творческих профессий, в том числе и Моне. Между тем умер Гамбетта, и франко-британские разногласия, причиной которых служил Египет, усилились. Германия, Австрия и Италия подписали Тройственный союз. На бумаге он выглядел чисто оборонительным альянсом, однако все понимали, что в действительности он направлен против Франции. Газеты выходили под все более тревожными заголовками. Перспектива новой войны с Пруссией становилась все более реальной — к вящей радости реваншиста Поля Деруледа, только что основавшего Лигу патриотов.

Что касается Клемансо — Моне на некоторое время потерял его из виду, но продолжал внимательно следить за его политической карьерой, — тот возглавил радикальное крыло и стал грозой министров.

— Европа кишит солдатами, — обращался Клемансо к народу. — Все чего-то ждут. Могущественные державы стремятся сохранить свободу действия, но мы должны стремиться к сохранению свободы Франции!

«Чертовски напористый тип!» — думал о нем Моне.

В четверг 22 января 1883 года, в то самое время, когда Клемансо схватился в Палате со своим главным соперником Жюлем Ферри, Моне принял решение завязать свой собственный бой — с волнами в Этрета.

Этрета… Он уже приезжал сюда работать — летом и осенью 1868 года. Тогда только что родился малыш Жан, и он привез с собой сына и Камиллу, еще не вполне оправившуюся после родов. Теперь он приехал один. Писать виды Этрета он мог только в одиночестве.

«Вытянутый в форме полумесяца, маленький городок со своими белыми скалами, белым песком и синим морем спокойно раскинулся под солнцем, — написал о нем Мопассан[60]. — На обоих концах полумесяца расположилось по порту: справа маленький, слева большой, словно в спокойную водную гладь ступила, с одной стороны, чья-то карликовая ножка, а с другой — ножища великана; пик, почти такой же высокий, как прибрежный утес, широкий внизу и тонкий вверху, возносит в небеса свою острую иглу…»

Стоит хотя бы раз побывать в Этрета, чтобы понять, почему этот город так манил и продолжает манить к себе художников — и кисти, и пера. Восемнадцатилетний Мопассан (он был моложе Моне на 10 лет) познакомился здесь с Курбе. «В просторной голой комнате, — пишет Мопассан[61], — крупный, жирный и грязный человек кухонным ножом наносил пластины белой краски на большой голый холст. Время от времени он подходил к окну и, прижав лицо к стеклу, смотрел на разыгравшуюся снаружи бурю». Иногда писатель захаживал на постоялый двор «Шомьер де Дольмансе», служивший тогда приютом тощему поэту, сочинявшему странные романтические стихи и откликавшемуся на имя Суинберна. «Вечно опьяненный извращенной магией поэзии», он спал со своей обезьяной. В 1883 году Мопассан поселился в шале, которое выстроил для себя на дороге Крикето. Это был небольшой уютный домик, по совету соседки, белокурой Эрмины Леконт из Нуйи, названный «Гийет»[62], хотя сам писатель предпочел бы для него имя «дом Телье». Моне и Мопассан иногда встречались в Этрета, о чем свидетельствует статья, опубликованная нормандским романистом в газете «Жиль Блаз» 28 сентября 1886 года. «…Я часто сопровождал Клода Моне в его поисках впечатлений, — говорится в ней. — На самом деле он больше напоминал охотника, чем художника. Следом за ним шагали дети, несшие холсты — пять-шесть холстов, изображающих один и тот же сюжет, но запечатленный в разное время суток и при разном освещении. По мере того как менялись небеса, он поочередно брал то одно то другое полотно, чтобы затем перейти к следующему. Он вглядывался в пятна света и тени, выжидал, подстерегая нужное мгновение, а потом вдруг словно ловил солнечный луч или проплывающее облако и несколькими быстрыми движениями кисти наносил их на холст, не думая об условностях и презирая все фальшивое. Однажды мне удалось подсмотреть, как он поймал переливающийся отблеск света, упавшего на белую скалу, и тотчас же зафиксировал его в виде нескольких мазков желтого оттенка, удивительным образом передающих этот неуловимый эффект ослепительного свечения. В другой раз он словно набрал ладони ливня, обрушившегося на море, и плеснул его потоки на полотно. Он писал дождь, только дождь и больше ничего, и за его пеленой лишь угадывались очертания волн, утесов и неба…»

Поистине бесценное свидетельство!

«Мопассан — человек очень приятный и интересный», — отзывался о писателе Моне.

Этрета… Его бухточки, его порты, его шпиль, его волны уже привлекли к себе внимание Делакруа, Будена, Изабея, Йонкинда и Курбе. Уже после Моне сюда будут приезжать на этюды Синьяк, Валлотон, Болдини, Марке, Дюфи, Матисс, Фриц, Громер, а также Жорж Брак. Последний — история любит такие шутки — приходился сыном штукатуру из Аржантея, который когда-то работал в доме Моне и столкнулся с большими проблемами, когда пришло время получать по счету… Этрета! В 1909 году писатель из Руана Морис Леблан вообразил, что его главный пик вполне может быть полым внутри, и превратил его в пещеру Али-Бабы, обжитую Арсеном Люпеном. Так на свет появился один из романов, которые позже стали называть бестселлерами.

Что касается живописных «бестселлеров» Моне, то с ними в этот раз дело обстояло не столь блестяще. Покидая 21 февраля Этрета, он увозил с собой лишь несколько незаконченных полотен. Причина? Плохая погода и обилие забот. Придется доводить их до ума в мастерской. Впрочем, с этого времени он стал довольно часто работать по такой схеме. Что же до забот… Из письма, присланного Алисой в гостиницу «Бланке», где он остановился, он узнал, что Эрнест перебрался жить в Ветей и устроился на постоялом дворе вдовы Оже-Довель. Отсюда отвергнутому мужу было легче вести осаду бывшей супруги.