Зимний сад - Адель Эшуорт

Томас не верил своим глазам. Не мог поверить, что это происходит именно с ним. Женщина, которую он любил всем сердцем, самозабвенно ласкала его. Да, она покрывала поцелуями его горячую плоть и по-прежнему поглаживала кончиками пальцев.

Запустив руки в ее волосы, Томас закрыл глаза и прошептал:

– Мадлен, о, Мадлен...

Она тихонько вздохнула, на мгновение подняла голову, а потом снова принялась ласкать его. Еще немного – и Томас не совладает с собой. Он попытался осторожно отстранить Мадлен, но она не позволила ему это сделать.

– Тебе же приятно, Томас, – прошептала она. И он сдался – всецело отдался наслаждению. Мадлен продолжала ласкать его, и Томас наконец-то прерывисто застонал и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза.

– Мэдди, о, Мэдди... – прохрипел он, содрогаясь всем телом. В следующее мгновение произошло то, что должно было произойти. Из горла Томаса вырвался крик, он вцепился в волосы Мадлен – и тотчас же затих в изнеможении.

Секунда проходила за секундой, и постепенно возникало ощущение неловкости. Наконец Мадлен подняла голову, взглянула на Томаса и тут же положила голову ему на колени. Томас почувствован прикосновение ее теплой щеки, хотя по-прежнему сидел с закрытыми глазами. Он все никак не мог отдышаться, не мог успокоить бешено колотившееся сердце, и ему не хотелось, чтобы минуты дивного наслаждения закончились.

Мадлен вновь подняла голову и, пристально посмотрев на него, тихо проговорила:

– Я хочу тебе кое в чем признаться, Томас.

Он открыл глаза и молча погладил ее по голове. Улыбнувшись, Мадлен продолжала:

– Я только однажды это делала, да и то только потому, что меня об этом попросили. И мне не понравилось. Но сегодня я получила истинное наслаждение, потому что делала это для тебя. Ты понимаешь?

Томас внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.

– Да, понимаю, – хрипло прошептал он. Мадлен в смущении потупилась:

– Да, только однажды... Поэтому я ужасно боялась... что не получится.

Томас снова погладил ее по волосам:

– Это было замечательно, Мэдди.

– Значит, тебе понравилось?.. Томас улыбнулся:

– Мне все в тебе нравится.

Мадлен тихонько рассмеялась. Она прекрасно знала, что Томас всегда говорит то, что думает. И ей вдруг захотелось крепко обнять его и прижаться к нему.

– И ты тоже мне нравишься. Ужасно нравишься, Томас. Он осторожно провел ладонью по ее щеке, и Мадлен, наслаждаясь этой лаской, прикрыла глаза. Потом, снова взглянув на Томаса, с надеждой в голосе спросила:

– Значит, теперь ты согласишься стать моим любовником?

Томас лукаво улыбнулся:

– Да, теперь соглашусь. – Помолчав, он добавил: – Но мне бы не хотелось торопиться.

«Почему он так сказал? – думала Мадлен. – Может, из-за своей ноги? Ничего, со временем перестанет стесняться». Она решила, что сейчас не стоит с ним спорить.

Томас поерзал на стуле, и Мадлен поняла, что ему стало неловко: ведь он по-прежнему был обнажен от пояса до бедер.

– Пойду приведу себя в порядок, – сказала Мадлен вставая. – А потом мы поужинаем. – Оправив юбки, она подняла с пола передник и перебросила его через спинку стула. – Я встречалась с Ротбери. Очень интересная встреча... Расскажу тебе о ней за ужином. Этот человек – паук, Томас.

Он хмыкнул и принялся натягивать брюки.

– Паук? А я думал, барон тебе понравится. Мадлен посмотрела на него с удивлением:

– Если бы барон не занимался неблаговидной и незаконной деятельностью и если бы жил во Франции, думаю, он мог бы мне понравиться. Но не здесь.

– Не здесь? – переспросил Томас.

«И не сейчас», – мысленно добавила Мадлен. Ею вновь овладело замешательство: она не понимала своего отношения к Томасу. С тех пор как Мадлен с ним познакомилась, ее мнение о нем и отношение к нему менялось несколько раз. Решив пока не ломать над этим голову, она сказала:

– Не помешаешь соус? Не хочется, чтобы он пригорел. Томас кивнул:

– Да, конечно. Помешаю.

Мадлен уловила в его интонации некоторое недоумение, но сделала вид, что ничего не заметила. Перехватив волосы лентой, она направилась к двери, но тут же остановилась и, обернувшись, с беспокойством посмотрела на Томаса.

– По-моему, он что-то заподозрил. Потому что сказал, что расспрашивал о тебе в Истли, но якобы там никто тебя не знает.

Мадлен не хотелось, чтобы Томас подумал, что она не доверяет ему, однако она надеялась услышать какие-то объяснения. Но Томас молчал. Молчал, уставившись в пол.

– Видишь ли, Мадлен, – пробормотал он наконец, – из-за своего увечья я стал затворником и почти никого в Истли не знаю. Меня, разумеется, тоже знают очень немногие. К тому же я живу на окраине городка и практически не выхожу из дома. Поэтому неудивительно, что барону ничего не удалось обо мне узнать!

Ему было необыкновенно трудно произносить эти слова, и Мадлен прекрасно его понимала. Решив прекратить разговор на эту тему, она лишь осмелилась спросить:

– Тебя совсем не беспокоит то, что барон тебя подозревает?

Томас отрицательно покачал головой:

– Абсолютно не беспокоит. Барон нервничает, но вряд ли он что-то знает. Во всяком случае, он не знает ничего определенного.

Мадлен немного помолчала, прислушиваясь к стуку дождя по крыше. Потом вновь заговорила:

– Томас, а когда ты мне расскажешь, что случилось с твоими ногами?

Он в задумчивости провел ладонью по подбородку:

– Скоро расскажу.

Мадлен взглянула на него с ласковой улыбкой и прошептала:

– А ты сыграешь со мной вечером в шахматы?

Томас наконец-то поднял голову, и взгляды их встретились.

– Непременно сыграю, Мадлен. Интересно, сколько тебе потребуется партий, чтобы меня обыграть?

Она снова улыбнулась:

– Мне начинает казаться, что очень много. Да, Томас, очень много...

Близилось Рождество, и в Уинтер-Гарден повсюду чувствовалось радостное возбуждение – обитатели городка готовились к празднику. На площади постоянно исполнялись рождественские гимны для прохожих, желавших послушать, в церкви звонили в колокола, а дети хлопали хлопушками и собирали ветки сосен и остролиста, чтобы сделать из них венки и повесить над каминами и дверьми.

Мадлен приготовила французское угощение – шоколадные конфеты в форме шариков; она намеревалась подарить их своим знакомым. Некоторые из них принимали конфеты с удовольствием и искренне благодарили за подарок. Другие поручили принять подарки своим дворецким – именно так поступили леди Клер и миссис Беннингтон-Джонс; причем ни той ни другой якобы не было дома. Дездемона, очевидно, тоже пряталась, но ей было проще: беременность – великолепный предлог для того, чтобы уклониться от встречи с визитером.