Медовый месяц с врагом - Наталья Перфилова

– Вы только посмотрите, люди добрые, до чего мы дожили! Убийцы ходят без охраны, землю-матушку топчут своими ножищами…

– Заткнитесь лучше! – не выдержал Макс. – А то я вам сейчас самой пришлю охрану. В белых халатах.

– А ты не мешай, дамочка свое мнение высказывает, – вступился за скандалистку один из алкоголиков, – имеет право!

– Чего они говорят? – громко переспросила старушка, обращаясь к инвалиду. – Я не расслышала.

– Мужик бабенке угрожает, халаты белые обещает и тапки.

– За что же он ее так, родимую?

– Так я еще и сам не понял, погодите вы говорить со своими глухими ушами, вникнуть мешаете.

– Что, думаете, если денег много, все купить можно? – продолжала выступать Елена. – Нет, милые! Справедливость не продается, не хватит ваших кровавых долларов, чтобы защититься от суда Божьего.

– Да уж, без денег и на нары загреметь можно, – подтвердили хором алкоголики. – Лучше займи, мужик, но заплати кому следует.

– Гриш, чего там? Вник, что ли? – заныла старуха, дергая инвалида за костыль.

– Так баба мужика ругает, что денег у него мало, нечем за адвоката платить. А я вот так мыслю: если не виноват, так нечего этим болтунам и платить, у нас судьи справедливые, не посадят, если чист, как стеклышко.

– Вы только посмотрите на него! – взвилась дамочка рядом с алкашами. – Ты хочешь сказать, что моего Серегу законно на нарах держат?

– Раз держат, значит, есть за что! – авторитетно подтвердил Гриша.

– Да я тебе сейчас вторую ногу выдерну, калека сраный! – Дама поднялась и передала авоську соседу, освобождая руки. – Да кто ты такой, чтобы про моего Серегу выражаться? Ты по какой статье проходишь?

– В изнасиловании подозреваюсь, – скромно признался инвалид.

– Вот так на! – заржал алкоголик. – Ты чем насиловал-то? Костылем, что ли?

– Да нет, сама она ко мне приставала, я отбивался, как мог, – оправдывался Гриша, – вон тетку Матрену привел в свидетели. Ее внучка допоздна домой не пускает, она так и сидит до ночи на лавочке. И в тот день тоже видала, как дело было. Эта курва давно глаз на меня положила. Приставала каждый день, в гости напрашивалась. Ну, там постирать, прибраться. Но я ни-ни. Как кремень!

– Что, такая страшенная?

– Не то чтобы очень… Толстая, правда, как слониха, а так нормальная…

– Ну и чего же ты упирался? – поинтересовались алкоголики.

– Нет уж, мужики, спасибочки! Вы, может, и гуляете в свое удовольствие, а я не могу.

– Что так? Импотент, что ли?

– Ни боже мой! – Гриша даже сплюнул. – Только неприятности у меня одни от женщин. Во-первых, после первой же ночи они норовят побежать в ЗАГС. Ну это еще полбеды…

– А во-вторых? – заинтересовалась женщина у окна.

– Два раза болел погаными болезнями, квартиру трижды разменивал. Теперь живу, считай, в курятнике. А из-за последней супруги инвалидом стал. Ноги лишился.

– Это как же? – удивился Максим.

– Очень просто. Кто-то ей рассказал, что нищие больно много получают. Она сбегала, договорилась и выбила мне уютное местечко в подземном переходе, среди старух и юродивых. Для жалостливости мне велено было ногу поджимать, вроде я калека. На улице февраль стоял, холодища, кровоток в вечно поджатой ноге, видать, нарушился… Короче, отморозил конечность на хрен. Оттяпали медики по самое не могу… Моя-то супруга еще и довольна. Мол, больше подавать будут, если культю вытянешь. Выгнал ее к чертовой матери, хорошо хоть прописать не успел… Больше с бабами ни за какие коврижки не свяжусь.

– Ну а с этой-то как получилось? – не успокаивались слушатели.

– Она что, гадюка, удумала, – продолжил Гриша, – иду себе спокойно, темно уже, срезать маленько решил. Пошел через кустарник за лавочками. Эта курва Лидка неожиданно так хвать меня за костыль. Я упал, она и навалилась всей тушей. Разве ж тут вырвешься? В ней весу кило сто пятьдесят будет.

– Ну а изнасилование-то при чем? – не понял Максим.

– Я, мужики, тоже ведь не железный. Куда рукой ни ткнусь, везде ее телеса. Скачет по мне, жиры колышутся, руки сует куда попало. Прямо по-наглому в штанах шарит, ей-богу не вру! Ну, я и не выдержал, согрешил маленько. Два разика всего.

– Так, а теперь чего Лидка твоя требует? Вроде получила чего хотела?

– Замуж, – тяжело вздохнул инвалид. – Очень ей понравилось. Каждый вечер, говорит, так же ее ублажай, или посадит. Справку добыла, экспертизу сделала, перед судьей насчет чести девичьей убивается… Я уж садиться планировал, да, слава богу, тетя Матрена согласилась дать показания…

– Но ведь она глухая, как пень, – подала голос женщина у окна, – какой же из нее свидетель?

– Милая, ты поживи-ка с мое, – совершенно неожиданно отозвалась бабуля, – так и без ушей поймешь, кто правый, кто виновный.

– Она же не слышит вроде, – удивился алкаш.

Гриша только неопределенно пожал плечами.

Елена Леонидовна, сбитая с толку таким пренебрежением аудитории к волнующему ее вопросу, попыталась снова привлечь внимание.

– Живите пока, кровопийцы, жируйте, недолго осталось вам пировать на мои кровные денежки!

Макс, до этого с явным интересом слушавший присутствующих, даже поперхнулся.

– Вы выпили, что ли? Елена Леонидовна? Когда это мои деньги вашими стали?

– Не может убийца на что-либо от убиенного рассчитывать, законным наследникам все перейдет! – торжественно возвестила женщина.

– Ясно. А что, уже официально признано, что Лили стреляла? – поинтересовался Максим. – А то я ведь и за клевету привлечь могу. Мужики, свидетелями будете?

Те охотно закивали. Старушка опять приложила ладошку к уху.

– Гришенька, чего предлагают-то, может, и нам согласиться?

Из соседнего кабинета выглянул мужчина в форме.

– Митрохины, опять базар в учреждении устроили? – грозно прикрикнул он на алкашей.

Те вжали головы в плечи и сникли. Женщина, сидевшая рядом с Митрохиными, немедленно встала на их защиту:

– Ни при чем они, гражданин начальник, это все дамочка в черном безобразничает, руками махает и взятку требует.

– Какую взятку? – не понял милиционер. – За что ей платить надо?

– Да не ей, – терпеливо пустилась в объяснения дамочка. – Она товарища вот науськивает, а он ей говорит: тебе, мол, надо, ты и давай, а на мои денежки пасть не разевай. Ей, видно, жалко своих-то, вот она и выражается нецензурно.

– Мы свидетели, – закивали Митрохины.

– Я согласна, – громко поддержала алкоголиков глухая старушка.

Обалдевший милиционер с шумом захлопнул дверь.