Плачет рея по пирату - Евгений Сухов

– Вот в отделе и разберемся.

– Отпустите его! – голос Земфиры едва не срывался на крик.

Оперуполномоченный с интересом посмотрел на Земфиру, словно только что заметил ее.

– А к вам, девушка, у нас тоже имеются вопросы. Предъявите ваш паспорт.

– Пожалуйста, – с вызовом произнесла Земфира, протянув документ.

Оперативник взял паспорт, перевернул несколько страниц и кивнул:

– Ну да, конечно, гражданка Гемадеева… Только известно ли вам, что женщина, чей паспорт вы имеете, тоже уже целый год как в розыске. По фотографиям она яркая блондинка, вы же, – губы лейтенанта скривились в усмешке, – вы же совершенно другого цвета, насколько я успел вас рассмотреть. – Сунув паспорт в карман, он строго добавил: – Так чего мы стоим? Пройдемте!

Тимофей даже не успел заметить, в какой именно момент блондин извлек наручники, но неожиданно он почувствовал на своих запястьях холод металла.

– Пошли, парень, – беззлобно сказал белобрысый. – Советую не рыпаться, фокус не пройдет.

Подобный ужас может разве что присниться.

Милицейский кабинет больше напоминал декорации к бездарному триллеру, в котором подвизались сыграть артисты, не имеющие ни вкуса, ни чувства меры. Особенно раздражала паутина, что серым размазанным пятном, с остатками хитина от членистоногих (наверняка от прошлогодней трапезы паука), висела в углу комнаты. Паутину можно было бы смахнуть шваброй, что стояла в углу за ведром. Однако делать этого никто не собирался. Видно, хозяин кабинета видел потемневшую от времени паутину таким же неотъемлемым атрибутом, как стол или стулья, или, быть может, наручники, закрепленные в стену у стола (очевидно, для усмирения особенно буйных).

В общем, обстановка та еще! Угнетающая. Хотелось заглянуть под стол, чтобы поглазеть на очередную страшилку. Тимофей удержался от соблазна и, подняв голову, твердым взглядом посмотрел на майора. Напротив него сидел круглолицый невыразительный человек, а если выражаться протокольным милицейским языком, без особых примет. В общем, никакой! Из характерных примет разве что пухлые щеки, налившиеся здоровым румянцем; наверняка среди прочих радостей жизни предпочитает мучное и сладкое. Не столь часто можно встретить разжиревшего оперативника. Чаще всего они худые, как волки, и столь же злые, а этот какой-то плюшевый и производит впечатление добряка. Вот сейчас ткнешь его пальцем, и он радостно и тонко запищит. Майор повернулся, расшатанный стул под его грузным телом слегка скрипнул, но вот пищания не последовало.

– Ну, рассказывай, – бесцветным голосом сказал майор, сцепив короткие волосатые пальцы на пухлом животе.

Ни повышенных интонаций, ни грозного окрика, ни сердитых косматых бровей, сведенных к переносице. Ровным счетом ничего такого, что могло бы указывать на серьезность заведения, в котором они оказались. Перед Тимофеем сидел не человек, облеченный властью, от которого зависела его судьба (возможно, что на ближайшие несколько лет), а всего-то старый приятель, с которым можно поговорить о пустяках.

Ну не может плюшевый человечек источать злобу – хоть ты тресни! Такому человеку можно излить душу.

Пожав плечами, Тимофей равнодушно ответил:

– Чего рассказывать-то?

– Все! – заметно приободрился майор. – Как ты убивал? Где именно запрятал трупы? И, самое главное, не забывай о деталях, они нас интересуют в первую очередь. Знаешь, ведь все уголовные дела строятся именно на деталях.

– О каком убийстве вы говорите?! – выдохнул от возмущения Тимофей.

Его встретил понимающий взгляд.

– Разумеется, об убийстве Лысачева, чей паспорт мы у тебя обнаружили.

– Я никого не убивал! – попытался приподняться Тимофей и тотчас почувствовал на своих плечах чьи-то тяжелые руки, буквально вжавшие его в стул.

– Сидеть, – прозвучал глуховатый голос.

Повернувшись, Тимофей увидел того самого белобрысого верзилу, что защелкнул на его запястьях наручники. Непонятно было, в какой именно момент он вошел, ведь в кабинет его привел совершенно другой человек.

– Если будешь баловаться, мы тебя пристегнем, – показал майор на наручники, торчавшие в стене.

Лицо не налилось гневом, в нем не было ничего такого, что могло бы указывать на раздражение. Ни один мускул не дрогнул. В голосе даже прибавились дружеские интонации. Но располагающая внешность майора была обманчива, теперь Тимофей не сомневался в том, что стоит хозяину кабинета кивнуть, как его тотчас распнут у стены и ему придется несколько часов кряду любоваться потертой краской.

– А теперь слушаю.

Слащавая улыбка говорила о многом.

Уже в следующую секунду пришло осознание того, что майор не так прост, как показалось ему в начале разговора. И не прояви он должного упорства, так на него давно бы уже повесили парочку нераскрытых убийств.

– К убийству я не имею никакого отношения.

– Откуда тогда у вас взялись фальшивые паспорта?

– Мы их купили.

Майор хмыкнул:

– Это уже срок… Разгуливать по фальшивым документам – это, знаешь ли, чревато. А теперь я хочу услышать, где вы их взяли и от кого скрываетесь.

– Мы не совершали никаких преступлений.

Майор Харитонов лишь тяжело вздохнул. Щеки его надулись. В какой-то момент Тимофею показалось, что они могут лопнуть, как это бывает с воздушными шариками. Не произошло: майор благополучно сдулся.

– Если бы ты знал, сколько раз я слышал подобные слова.

– Но это действительно так.

– Послушай, приятель, на каком основания я должен тебе верить? Может, ты со своей подругой разъезжаешь по России и рубишь топором доверчивых старушек… А ты не кривись! В нашей практике случалось и такое.

– Где моя девушка?

– О ней ты напрасно беспокоишься, мы тебя к ней проводим, – продолжал майор. – Она уже глубоко раскаивается в содеянном и дает признательные показания. – Весело подмигнув, майор заговорщицки продолжил: – Ты мне лучше скажи, твоя подруга правду говорит, что только в нашем городе вы взяли тридцать квартир?

– Послушайте…

– Сидеть! – рявкнул майор, слегка стукнув ладонью по столу.

Безвыходная ситуация, наверное, выглядит именно таким образом: впереди – краснощекий майор, позади – сержант с крепкими руками, а за стеной тесная камера, где вместо дверей – решетка.

Тимофея прошиб пот. Рубашка неприятно прилипла к лопаткам. Температура в комнате приблизилась к экваториальной, а стул нагрелся до такой степени, что возникло желание подняться.

Вся его жизнь теперь представлялась одним запутанным клубком. Следовало как-то выбираться из этого хаоса.