Зимнее пламя - Джо Беверли

— Ты? Сколько тебе лет?

Шина на минуту задумалась, затем три раза растопырила пальцы пухлой руки и подняла один палец.

Шестнадцать. Дженива так и предполагала. Что же ей делать?

В детскую вошла миссис Харбинджер.

— Мисс Смит, — сказала она, слегка присев. Дженива ответила даме таким же образом, надеясь, что это ставит их в равное положение.

— Благодарю вас за прекрасную заботу о Шине и ребенке.

— Это моя работа, мисс Смит.

— Какие красивые колыбели. — Дженива старалась поддержать разговор.

— Красивые. Голубой уже больше ста лет, а кремовую сделали ей под пару, когда у покойной маркизы родились близнецы — младшие брат и сестра маркиза лорд Синрик и леди Элфлед. Хотя все ее называли Эльф, она была озорница не хуже его. Потом колыбель пригодилась для ее ребенка.

— Видимо, в те времена в детской кипела жизнь.

— Так и было. Настоящее счастье после того, что произошло раньше.

При страшном воспоминании Дженива едва сдержала дрожь. Возможно, это была та самая комната, в которой произошло убийство.

Словно пробудившись, миссис Харбинджер поспешно подошла к Шине и потрепала ее по плечу.

— Он очень хорошо выглядит, дорогая.

Дженива окинула взглядом скромно обставленную комнату, но если призраки и не покинули это место, они ничего не сказали Джениве. Однако два дня назад Эшарт предупредил ее, что раздоры между его семьей и Маллоренами начались после убийства ребенка, совершенного здесь.

Дженива вряд ли могла без посторонней помощи разобраться в отношениях двух маркизов, но не скрывалась ли разгадка в прошлом?

Пока же она решила притвориться, что находится в полном неведении.

— А что произошло раньше?

Миссис Харбинджер взглянула на нее так, как будто ей совсем не хотелось говорить об этом, но, как догадалась Дженива, в душе она была настоящей сплетницей.

— У нас здесь много лет назад произошла трагедия, мисс Смит, — понизив голос, с важностью сказала она. — Рассказав об этом, я не выдам никакой тайны, поскольку это всем известно.

— Только не мне, миссис Харбинджер. Большую часть жизни я провела за границей.

— Ну а я была всего лишь младшей горничной тринадцати лет, и меня наняли только потому, что ее сиятельство ожидала второго ребенка. Все шло хорошо, и все радовались, хотя на этот раз родилась девочка. Я видела сама, как маркиз входил в эту комнату и улыбался маленькой Эдит с такой нежностью и любовью! И маленький лорд Графтон обожал ее…

Ага, это о маркизе Родгаре.

— Так что же случилось? — поторопила рассказчицу Дженива.

Лицо женщины вытянулось.

— Ее сиятельство, видите ли, не захотела кормить ребенка — она некоторое время кормила лорда Графтона, но не леди Эдит и даже не захотела брать малютку на руки. У нас была хорошая кормилица, но робкая — ей велели уйти, и она ушла.

— Это леди Родгар велела ей уйти?

— Она умом помешалась, вот и все, что можно сказать. Дженива попробовала задать прямой вопрос:

— Что же случилось потом?

Миссис Харбинджер прижала руку ко рту.

— Она убила невинную малютку, чтобы та не плакала. Дженива вздрогнула.

— Чтобы не плакала? Миссис Харбинджер кивнула:

— Так она сказала. Да, именно так.

— И вы это сами видели?

— О нет, конечно, нет! Неужели же я так бы и стояла рядом, глядя на все это?

— Простите. Просто об этом так страшно думать.

— Вот именно. Иногда по ночам меня мучает мысль, что, если бы я нашла какой-нибудь предлог вернуться, я могла бы спасти милую малютку. Миссис Ли, которая в то время была главной в детской, ужасно винила себя и уволилась вскоре после этого. Я слышала, что потом она спилась. Но что она могла сделать, когда ее сиятельство пожелала остаться с детьми одна?

Теперь Дженива уже жалела, что вызвала эти горькие воспоминания.

— Я уверена, никто не ожидал такого конца. — У нее оставался еще один важный вопрос. — Но не была ли маркиза… душевно неуравновешенной?

— Необузданной, да. — Миссис Харбинджер явно начинал смущать этот разговор. — Но не безумной. Просто она была молода и вела себя как очень молодая девушка. Она обожала заниматься маленьким лордом Графтоном, наряжала его, играла с ним в прятки. Таким матерям, мисс Смит, нужны в детской хорошие слуги, если они хотят, чтобы их дети содержались в порядке. Но кто мог ожидать, что невинный младенец станет жертвой не беспечности, а… — Она замолчала, не в силах произнести слово «убийство». — Теперь у нас новая маркиза, и со временем детские не будут пустовать, а призраки исчезнут.

Дженива улыбнулась, соглашаясь с ней, но ее не покидала одна мысль.

— Вы сказали, что маркиза захотела остаться с детьми. А ее сын был с ней, когда она убивала свою дочь?

Миссис Харбинджер поджала губы, как бы сдерживая слова, но они все равно вырвались у нее:

— Он побежал звать на помощь, бедная крошка, но мы не смогли понять его, поэтому бросились к нему, а не к ней… — Она покачала головой. — До сих пор, мисс Смит, маркиз не может равнодушно слышать плач маленького ребенка. И я рассказываю вам об этом только потому, что Чарли должен оставаться вдалеке от него — ведь ребенку никто не может запретить плакать.

«Никто, — подумала Дженива, — кроме руки, запретившей даже дышать».

Какая ужасная наследственность. Что будет, когда у лорда Родгара появятся собственные дети? Невозможно внушить Шине, что она должна избегать его, но это не так важно. У нее с Чарли больше не будет причины еще раз встречаться с этой семьей.

Дженива покинула комнату, подавленная этой страшной трагедией, так как не видела способа вырвать щупальца прошлого, тянущиеся в настоящее и отравляющие его.

Дженива вздохнула и покачала головой. Она постарается узнать больше, но ее насущной заботой оставались тетушки Трейс и Шина с ребенком. Сейчас, слава Богу, о них хорошо заботятся, так что ей пора вернуться в канун Рождества.

Дженива вовсе не отказалась бы принять участие в развлечениях, но она не знала, куда ей идти, и поэтому заглянула в свою комнату. Оказалось, что Талия уже встала и куда-то ушла. Тогда она постучалась в дверь леди Каллиопы, но и ее тоже не было.

Возможно, от того, что она все еще неуверенно чувствовала себя в этом доме, где почти никого не знала, какой-то внутренний страх не покидал ее. Тем более она не собиралась прятаться, и Гобеленовая комната показалась ей вполне подходящим местом для общения.

Когда она уже подходила к двери, кто-то окликнул ее:

— Мисс Смит!