Ведьмин огонь - Джеймс Клеменс

Крал подошел ближе, и в лучах солнца блеснул занесенный над узкой головой топор.

Как Крал покончил со скалтумом, Эррил уже не видел, поскольку все свое внимание вновь обратил на черного мага. От вида черной рясы внутренности у него свело острой болью — как мог человек отдаться этой темной силе, зная, что она отравила, уничтожила, истерзала всю страну?! Эррил чувствовал, как кровь его закипает гневом, какого он не испытывал уже больше столетия. И ощущение это ему неожиданно понравилось.

— Твой пащенок мертв, старик! — выплюнул он в лицо старику. — Так освободи мальчишку, а не то и тебе грозит та же участь!

Опустив капюшон на самые глаза, маг прятался за мальчиком, изо всех сил налегая на посох, словно едва мог передвигаться.

— Ты вмешиваешься в то, чего понять тебе не дано, — огрызнулся он и поднял правую руку, сверкнув морщинистым обрубком. Воздушные волны, поднявшиеся с земли, вздули полы рясы и подняли их к самой груди; темнота неожиданно сгустилась у правого запястья и, как черная роза, расцвел на культе темный кулак, созданный мраком. — И к тому же угрожаешь тем, чего выполнить не в силах!

— Сейчас проверим, — сузил глаза Эррил.

Маг раскрыл черный кулак, расправив пальцы, поглощавшие свет.

— В последний раз говорю тебе — отдай девчонку. Зачем она тебе? Ты не знаешь ни кто она, ни что она значит.

— И не подумаю, старый дурак, — спокойно ответил Эррил и поднял свой меч, стараясь выбрать позицию так, чтобы не задеть неподвижного мальчика.

Маг притянул посох к черным пальцам, и тот из серого превратился в черный, окутанный тенями ночи, но вместо того чтобы тоже изготовиться к бою, положил свою живую руку на плечо застывшей фигуре.

— Оставь мальчишку! — крикнул Эррил и обрушился на мага, стремясь предупредить любое действие с его стороны.

Но старик закинул назад голову, так что капюшон упал, и в первый раз Эррил увидел то, что скрывалось под черной тканью. Их глаза встретились, и сердце Эррила окаменело.

Нет! Этого не может быть! Но обнаженный меч выпал у Эррила из рук, прозвенев по каменной мостовой.

Тогда старик поднял посох и сильно ударил им по булыжнику. Душная мгла поднялась из-под земли и плотным саваном окутала и мага, и мальчика.

— Неужели годы не научили тебя ничему, Эррил?!

Однако черная стена в мгновение ока исчезла, вспыхнув напоследок жгучим пламенем. Там, где только что стояли старик и мальчик, вдруг стало пусто.

Сзади голосом, полным отчаяния и горя, закричала девочка, а Эррил упал на колени, низко опустив темную голову.

Он плохо слышал, что именно кричала девочка, ибо перед глазами его все еще стояло лицо черного мага — слишком знакомое лицо. Тот же сломанный нос, выдающиеся острые скулы, тонкие поджатые губы. И культя на правой руке.

Он вспомнил человека, скорченного вместе с Шорканом в восковом кругу много столетий назад, в ночь появления Кровавого Дневника.

И тогда с его губ слетело подлинное имя черного мага:

— Грешюм!

Толчук осторожно пробирался между камнями в лощине, ощущая их сухое тепло. Дождей не было уже давно. Он обернулся и посмотрел на скалы, выстроившиеся на горизонте, как настоящая армия: самая высокая из них по прозвищу Большой Клык, тянувшаяся к небу на далеком севере, окуталась черным облаком. Скоро лощина снова потонет в грязи, которую разносят по всему своему пути потоки, устремляясь с высоких гор в бескрайние долины.

Толчук снова вернулся к своим камням. Теперь раскаты грома слышались уже совершенно явственно, и надо было спешить. К несчастью, солнце скрылось за ближними скалами, и потому различать желтоватый отблеск благоуханных камней становилось все труднее. К тому же в этой сухой лощинке, за целое лето без дождей, уже явно перебывало немало народу.

В поисках камней он ощупывал все вокруг, царапая сероватыми когтистыми лапами скалы, припадал к земле, и его чувствительные ноздри, раздуваясь, ловили тончайшие оттенки разносящихся вокруг запахов.

Толчук хорошо знал те места, где благоуханные камни бывали чаще всего, но предпочитал поиски в незнакомых районах. Пусть найти их там труднее, зато никогда не столкнешься с кем-нибудь из своих. Толчук любил одиночество и независимость от остальных огров. Особенно сейчас, в преддверии своего ритуала магры. Да, завтра должно было произойти событие, которое сделает его равным всем остальным членам трибы. А потому для сегодняшней ночи ему просто необходимы были благоуханные камни, собранные им самим в канун магры.

Он наклонился над крупной песчаной плитой, провел по ней когтем, царапая поверхность, и понюхал коготь: нет, это был действительно только песчаник.

Толчук сделал еще несколько шагов и вновь склонился над очередной грудой, но тут в плечо ему неожиданно ударил камень величиной с дыню. От неожиданности Толчук даже упал на острые камни, больно ударился и откатился в сторону.

Из-за скалы выглянул Финшва.

Послышалось рычание, толстые губы Толчука поднялись в нехорошей улыбке, обнажив ровные желтоватые клыки. Он вскочил на ноги и, полусогнувшись, стал красться к скале, для верности одной рукой опираясь о землю. Поза его не предвещала для врага ничего хорошего.

Финшва тут же нырнул обратно за скалу, но Толчук еще успел заметить его широко распахнутые желтые глаза и схваченный камень. Согнувшись, как и Толчук, что было принятой нормой драки, Финшва тоже зарычал; соломенного цвета волосы на его голове поднялись дыбом и рассыпались по кожистой спине. Противник надменно улыбнулся, показав обломанные клыки. Финшва был старше Толчука всего лишь на одну зиму, но постоянно демонстрировал свои щербатые зубы, говорившие о том, что он уже имеет подругу.

Все женщины почему-то обожали Финшву, всячески заигрывали с ним и урчали, когда он проходил мимо. Никто никогда не вел себя так по отношению к Толчуку, никто из них так не выгибал спину и не стучал по камням когтями. Увы, Толчук знал, что он уродлив; глаза у него были меньше, чем у всех взрослых огров, да еще и поставлены как-то миндально косо, совсем не похоже на огромные круглые глаза остальных в племени. Нос его тоже выдавался вперед чересчур сильно, а когти выросли слишком короткими — ими нельзя было и думать завоевать подругу.

Даже волосы у него не стояли сами по себе, и бедняге Толчуку приходилось прибегать к помощи пчелиного воска, чтобы заставить их держаться, как надо. Но все равно все знали об этом пороке и смеялись.

Финшва половчее перехватил в руке камень:

— Вот ужо пообломаю тебе зубки, ублюдок! — радостно сообщил он.

Толчук вспыхнул от неслыханного оскорбления:

— Ты знаешь закон, Финшва! У меня завтра магра, и ты не смеешь меня тревожить.

— Солнце еще не село! — ухмыльнулся Финшва и бросил камень. Этот удар Толчук отразил легко, что очень его вдохновило.