Чудовищ не бывает - Лиселотт Виллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каролина лежала в ванне прямо в одежде, уткнувшись лицом в эмаль. Воды не было. Лео склонился и повернул голову женщины. Глаза вытаращены, на щеках — красные полосы. Дышала она глубоко. Анни подняла с пола пузырек из-под таблеток: «Диазепам, 5 мг». И имя Рогера на этикетке.
— Пустая, — сказала Анни.
— Сколько там было?
— Тридцать.
Лео снова склонился над ванной и похлопал Каролину по щеке.
— Каролина, ты меня слышишь?
Она шевельнулась, словно хотела увернуться от его руки. Оглядевшись, Лео открыл кран. Всего в нескольких сантиметрах от головы Каролины тонкой струйкой полилась вода. Лео смочил руку и провел ею по лицу женщины.
— Хватит, — недовольно пробормотала она.
— Давай, садись.
— Не могу.
— Я тебе помогу.
Он просунул руку под спину Каролины и усадил женщину. Ее тело вяло осело, но она открыла глаза и посмотрела на присутствующих: сперва на Лео, потом на остальных за его спиной:
— Вся служба спасения явилась…
— Я отвезу тебя в больницу, — решил Лео, — ты приняла слишком много.
Нет, — отказалась она.
— Каролина, ты меня беспокоишь, давай-ка я тебя донесу.
— Нет, — уже резче проговорила женщина, а потом, уже тише, добавила: — Я приняла не все.
Анни посмотрела на склянку:
— Тут ни одной не осталось.
Лео на миг ослабил хватку. Каролина взглянула на пузырек, а потом на Анни.
— Я их выбросила. Приняла несколько, а остальные выбросила.
Анни недоверчиво посмотрела на нее, открыла крышку унитаза и заглянула внутрь. На дне, будто растрескавшиеся жемчужины, лежали таблетки — не меньше двадцати пяти.
— Ей можно верить, — сказала Анни, — она приняла не все.
— Она вам так и сказала, — с привычной язвительностью перебила ее Каролина.
— Рогер, — разглядывая этикетку, Анна словно размышляла вслух, — он что, это принимает?
Каролина сидела привалившись затылком к ванне.
— Нет, он же твердо стоит на земле, — вздохнула она.
Лео приподнял Каролину и помог ей добраться до кровати. Алиса постояла посреди коридора, прислушиваясь к их приглушенным голосам в спальне, и немного погодя вышла на улицу.
Она подождала Лео на крыльце. Он вышел и молча посмотрел на нее, едва заметно пожав плечами:
— Анни останется.
Лео прошел мимо и направился к пикапу, стоявшему совсем рядом с крыльцом. Открыл дверцу и посмотрел на Алису:
— Ты идешь?
Она подошла к машине и залезла на сиденье. По пути с парковки Алиса заметила на месте, отведенном для машин сотрудников, незнакомый автомобиль. Ну да, Анни же бросилась спасать Каролину. Наверное, вызвала себе сменщика. Алиса украдкой взглянула на лежащие на руле руки Лео. Сильные и загорелые. С коротко остриженными ногтями. Перед шлагбаумом он притормозил, вышел и поднял его. И заметил в канаве велосипед.
— Это твой?
— Да.
Лео вытащил велосипед и положил его в кузов. Они свернули на проселочную дорогу. Возле поворота в лес, метрах в ста от ее дома, он остановил машину. Не дожидаясь, пока Алиса что-нибудь скажет, вылез и вытащил велосипед. Она столько дней искала случая с ним поговорить, так что сейчас вполне могла бы заупрямиться и остаться в машине. Однако не переставала прокручивать в голове ту сцену в ванной. Перед ее глазами стояло лицо Стенберга, в ушах звучал его спокойный голос и вежливые слова, обращенные к Каролине, когда та, скрючившись, лежала в ванне. Алиса открыла дверцу, вылезла, взяла велосипед и собралась было попрощаться.
— Ты хотела поговорить об Иване, — сказал он, — хотела знать, какой он был.
Алиса кивнула.
— Загляни завтра, — добавил Лео.
Выходи немедленно!
Меня хватают за ногу, я вырываюсь, лягаюсь. Схвативший отдергивает руку.
«Нет, так нельзя. Она просто невыносима. Где же Иван? Он что, ушел? А мама ее где? Может, еще раз попробуешь? И что тогда делать? Бросить ее тут?»
Уши зажаты руками. Пол жесткий, коленям больно, но я и не думаю выходить. Не хочу, чтобы на меня пялились. Они сами во всем виноваты. Разве нет? Они его не послушались.
Шаги на лестнице. Все стихло. Но выходить я не собираюсь. Вообще не сдвинусь с места. Ни на миллиметр не сдвинусь. Хотя нет, приходится — уж очень болят колени. Я ложусь на бок, ноги поджимаю к животу. На коленях остались отметины от коврика. Я выглядываю из-за ножки стула. Никого. Него тоже нет. Но на органе лежат ноты.
Я вспоминаю стул, брошенный на пол в проходе, прямо рядом со скамьей. Вспоминаю, как все повернули головы. Вспоминаю сидевшего на скамье ребенка. Вытянутые руки Ивана, его глаза. За секунду до этого я смотрела вниз и не знала, что увижу.
Он никогда никому не причинял зла. Он не из тех, кто причиняет боль другим.
По лестнице кто-то поднимается. Тот, кто не желает скрываться. Отсюда, с пола, мне видны только ноги и черные ботинки. Я знаю, кто это. Он несет стул, который совсем недавно там лежал, и ставит его в первый ряд. Выравнивает остальные стулья. Когда добирается до последнего ряда, я замираю. Но он проходит мимо, направляется к органу. Сворачивает партитуру и забирает ее с собой. А потом останавливается.
«Алиса!»
Я не двигаюсь.
«Не хочешь — не вылезай. Можешь сидеть там сколько угодно. Я тут слегка приберусь. Если станет скучно, есть мелки. Я купил новые».
Он удаляется. Идет по проходу, открывает дверь в ризницу. Становится тихо. Я выползаю из-под стульев и подхожу к кафедре. Его я не вижу. Здесь вообще никого нет. Я смотрю на орган. Он смолк внезапно, не доиграл до конца. Остался лишь отзвук. Как эхо.
А отец тем временем поднимается.
Поворачивается к ним, хватает стул и бросает его.
Я делаю так, как он сказал. Я сажусь за самый дальний стол. Там лежат цветные мелки и карандаши. И бумага. Я беру листок, на котором никто не успел ничего нарисовать. Провожу линии. Теперь лист изрисован, но ничего путного не вышло. Я отбрасываю бумагу в сторону, и она падает на пол. В маленькое оконце широкой полосой падает свет. Я сую руку в полосу света. Словно под воду. Моя рука как будто светится. Я беру из стопки новый лист и кладу его перед собой на стол.
Едва Соня уехала, Алиса пошла к избушке, но там оказалось пусто, и пикапа рядом не было. Она подергала ручку, уверенная, что дверь заперта, но та вдруг открылась.
В крошечной кухоньке ее обдало жаром от печки. На столе стояли несколько пустых пластиковых бутылок, а в раковине — тарелка с
