Полночный всадник - Кэт Мартин

Он повернулся к тетке, стараясь не показывать, что опечален, но она успела это заметить. Рамон так красив — красивее всех мужчин, которых она видела… кроме, быть может, Эстебана.

Рамон ласково улыбнулся:

— Тебе не о чем тревожиться, тетя. Я просто беспокоюсь за людей в лагере. Без Андреаса Эль Дракон недолго останется на свободе.

Она сжала его руку:

— Если бы твой брат и остался жив, рано или поздно вы оба попали бы в руки властей. Ты говорил ему об этом в самом начале, объяснял, что его усилия тщетны и нужно найти другой способ вернуть нашу собственность. В глубине души ты по-прежнему веришь, что это правда.

— Si, ты права. Но это не поможет нам решить вопрос о том, как накормить наших людей.

— Они сильны, Рамон. Они выживут и без твоей помощи. Ты не можешь заботиться обо всех.

— Находись я здесь, когда отец нуждался во мне… если бы я не был в Испании…

— Ты не виноват. Твой отец верил, что суд защитит его права. Считал, что способен сам справиться с этим делом. Когда ты узнал о том, что произошло, было уже поздно.

Несмотря на все это, Рамон считал себя виновным. Будь он здесь, пожалуй, ему удалось бы спасти их землю. Возможно, и отец не заболел бы и не умер от разрыва сердца.

— Какие у тебя планы? — спросила Тереза.

Рамон покачал головой:

— Не знаю.

Рамон снова уставился в окно, на запад, как и много раз прежде. Он сказал, что беспокоится за своих людей. Тереза знала, что это правда, но ей казалось, будто есть что-то еще.

— Ты поедешь на fandango к сеньору Остину в субботу?

Один из работников с ранчо дель Роблес привез днем приглашение.

— Не уверен. — В его глазах опять появилась тревога. — Если только ты и мама поедете со мной.

— Ты знаешь, что у нас траур.

— У всех нас траур, но gringos это не известно, и мы не хотим, чтобы они узнали. К тому же музыка и общество немного отвлекут вас.

Что-то велело ей согласиться — ради Рамона. Нарушить старую традицию и правила приличия. Он хотел поехать. Тереза не догадывалась почему, но поняла это, однако подумала, что сам он не уступит этому желанию.

— Возможно, это неплохая мысль. — Она пристально посмотрела на Рамона. — Нас, де ла Герра, осталось немного — только мы трое и твои кузены. Сейчас, когда Мария и бедный дорогой Анхел так далеко, мы должны делать то, что для нас лучше. Пожалуй, нам стоит появиться на людях, посидеть и послушать музыку.

Он печально улыбнулся, но разгадать, почему племянник грустит, Тереза не могла.

— Bien [43]. Если хочешь, мы поедем.-Она похлопала его по руке. — Я поговорю с твоей матерью. Думаю, она согласится со мной.

Только не сразу. Анна всегда трепетно соблюдала правила приличия, а сейчас смерть сына повергла ее в глубокую скорбь. Но она любит Рамона и сделает все ради него.

Тереза решила выяснить, что именно на ранчо дель Роблес постоянно привлекало внимание племянника и причиняло ему боль.

Fandango состоялось. Кэрли совсем не хотела этого праздника, но три дня назад приехали Винсент Баннистер и его отец. Очевидно, дядя собирался развлечь их достойным образом.

Тихо вздохнув, девушка спросила горничную:

— Ты уже закончила, Канделария?

Сидя перед зеркалом, висящим над резным дубовым комодом, Кэрли нетерпеливо ждала, когда Канделария уложит ее волосы. Испанка делала это весьма неплохо, тем более что никогда еще не была горничной молодой леди.

— Si, сеньорита. Еще мгновение, и ваши прекрасные локоны будут уложены.

У хорошенькой Канделарии, с пухлым личиком, светлой кожей, каштановыми волосами, большими карими глазами, длинными густыми ресницами, в последние годы появилась склонность к полноте.

Кэрлй нравилась эта приветливая, жизнерадостная девушка. В первые дни после приезда на ранчо Кэрли так страдала от одиночества, что доверилась Канделарии. Сейчас она со смущением вспоминала о своей откровенности, о том, что рассказала ей о матери, отце и бедной жизни в шахтерском поселке.

Дядю привела бы в ужас такая несдержанность. Кэрли опять вздохнула. Впрочем, какая разница? Ведь в каком-то смысле Канделария и была ее подругой. Дядя едва ли одобрил бы это, но Кэрли было не свойственно чувство превосходства.

Да уж, в ее жилах не было ни единой капли королевской крови!

При этой мысли Кэрли нахмурилась. Семья де ла Герра получила приглашение. Приедет ли Рамон?

— Вы выглядите великолепно, сеньорита Мак-Коннелл! — Канделария отступила на шаг, чтобы увидеть творение своих рук, — золотисто-каштановые локоны блестели в свете лампы, оттеняя платье. Глубокое декольте дерзко открывало грудь. Плечи тоже были обнажены. Ниже талии, перетянутой узким поясом, платье падало свободно и имело форму колокола. Подол был отделан темно-коричневым бархатом и золотистыми кружевами.

— Дядя ждет вас, — мягко напомнила Канделария. — Вы же не хотите рассердить его.

Нет, она не хотела этого, но перспектива провести еще один вечер с Винсентом угнетала девушку.

Кэрли в задумчивости поднялась. Дядя сводил их при каждом удобном случае. Сначала она пыталась представить себя женой Винсента, чтобы порадовать дядю Флетчера. Ведь нельзя же рассчитывать на то, что он будет заботиться о ней вечно! Возможно, все сложится не так уж и плохо.

Но вскоре Кэрли поняла, какая ужасная участь ждет ее, если она решится на этот шаг.

— Я с нетерпением жду, когда ты приедешь в город, — сказал Винсент, прогуливаясь с ней как-то вечером под огромными дубами за домом. — Сан-Франциско восхитителен! — Он театрально вздохнул, — Конечно, ему далеко до Филадельфии. — Винсент родился в этом городе. — Там нет столь утонченных и выдающихся людей, однако можно рассчитывать хотя бы на приличную пищу. Тебе не придется, как здесь, питаться этими ужасными лепешками и бобами.

— Вообще-то я к этому уже привыкла, — возразила Кэрли и попыталась перевести разговор на Другую тему. Однако Винсент постоянно говорил о том, как неприятны ему сельская местность и землевладельцы испанского происхождения. Но более всего он любил рассказывать о себе. Его интересовали расстановка сил в светской элите Сан-Франциско, вопрос о том, у кого больше денег, а также деловые проблемы отца.

— Скоро Баннистеры приберут к рукам весь Сан-Франциско, — похвастался он. — Моя избранница будет жить, как королева. — Он повернул к себе голову Кэрли и приподнял ее подбородок. — А ведь ею можешь стать ты, дорогая. Каждая женщина в городе будет завидовать тебе… а каждый мужчина — мне.

Потом он наклонился и поцеловал Кэрли. Она зажмурилась, надеясь ощутить тот же жар, что пробуждал в ней Рамон, но с тем же успехом могла поцеловать баклажан, сорванный утром в саду.