Империя Наполеона III - Андрей Смирнов

Большинство крупных городов к 4 декабря было усмирено, уличные манифестации были подавлены в Тулузе, Марселе, Лиможе, Перпиньяне, Байоне и ряде других. В ряде случаев республиканские активисты, не имея сил продолжать борьбу в крупных городах, направлялись в провинцию и возглавляли борьбу местных коммун, вот почему с вечера этого же дня в части департаментов восстание разгорелось с новой силой. С 5 декабря начались серьезные волнения на юго-востоке страны. В целом на юго-западе и юге страны властям удалось сохранить под своим контролем основные провинциальные центры, и лишь в ряде удаленных мест республиканское правительство было восстановлено на несколько дней. Вплоть до 10 декабря происходили столкновения с войсками в провинции, причем иной раз дело доходило до настоящих сражений.

Особенно сильные волнения были вызваны государственным переворотом на юге Франции, преимущественно в департаменте Геро, где процветали тайные республиканские общества, имевшие много членов из простого народа. В городе Безье под именем общества вспоможения существовало тайное общество монтаньяров, управляемое богатым негоциантом Пере{226}. В департаменте Нижние Альпы тайная организация монтаньяров была доведена до редкого совершенства. Один из трех главных обвиняемых по ставшему известным широкой публике заговору в Лионе, Лонгамазино, был из Дина. Без сомнения, он осуществлял руководство этой организацией, однако его арест вовсе не разрушил организации в его партии. Бывший мэр Манока, Бюиссон, взял в свои руки высшее управление партией в целом департаменте. Рассказывают, что на собрании представителей тайных обществ в Марселе, на котором обсуждался план борьбы на 1852 год, Бюиссон сказал: «Мы готовы выступить по первому сигналу; можно рассчитывать на восстание масс во всем департаменте Нижних Альп»{227}. Он все приготовил для того, чтобы при первой же надобности вся республиканская партия поднялась массою, и события доказали, что меры его были продуманы с большим искусством{228}.

Юридическим обоснованием восстания как в Париже, так и в провинции явилась статья 68 конституции, в которой говорилось, что президент отстранен от должности и что граждане ему больше не повинуются. Из этого следовало, что администрация на местах, которая продолжала исполнять указания из центра, фактически стала сообщницей заговорщиков, и ее следовало распустить. Однако проблема заключалась в том, что Законодательное собрание не имело на местах реальной власти. В большинстве случаев созывались местные советы, к которым обращались с просьбой официально сообщить о смещении Луи-Наполеона и объявить о восстании. Там, где советы или мэрии отказывались выполнить требования недовольных граждан, начиналось восстание, и местные органы власти разгонялись. После создавались новые органы местной власти, которые первым делом пытались разоружить своих противников — людей «партии порядка» и жандармерию. Если в первом случае все происходило более или менее гладко, то жандармы ни за что не хотели отдавать свое оружие и оказывали организованное сопротивление восставшим.

В своей книге «Париж и провинция 2 декабря 1851 года» Е.Тено так описывал сопротивление в провинции: «Восстания начинались в городках и местечках, где нет военных гарнизонов. При первой вести о государственном перевороте влиятельные местные республиканцы собирали своих вооруженных приверженцев, рассылали агентов по деревням и шли против мэрии, брали ее, низлагали и сажали под арест мэра, если он не хотел пристать к ним, затем начинали борьбу против жандармов, единственной местной военной силы, убивали их в случае упорного сопротивления с оружием или тоже брали под арест и, таким образом, становились полными хозяевами и владетелями города.

Между тем к ним постепенно приходили вооруженные жители из окрестных деревень, и таким образом составлялся инсургентский отряд, иногда в несколько тысяч человек, плохо вооруженных, и не знал, что ему дальше делать. Иногда он отправлялся в соседние города и местечки, находившиеся еще в руках власти, покорял их себе и увеличивался новыми отрядами; затем являлись планы идти в ближайший большой город, который все воображали восставшим, и помогать ему в борьбе против вероломного президента. Так проходило несколько дней. Затем приходили громовые вести о покорении Парижа и полном спокойствии больших городов и убивали всякое мужество и все надежды инсургентов; вожди их вполне убеждались тогда в бесполезности восстаний и в продолжении вооруженного сопротивления и распускали свое войско. Между тем военные начальники департаментских городов, при полном спокойствии последних, очень удобно могли посылать значительные отряды в местности, занятые инсургентами, которые наполовину уже разошлись или были совершенно убиты вестями из городов. Происходили стычки; инсургенты, иногда после упорного сопротивления, разбегались, и восстание оканчивалось…»{229}

Масштаб восстания можно объяснить также и экономическим фактором: многие из восставших в декабре 1851 года в результате экономического кризиса лишились работы. Поддавшись влиянию социалистов, крестьяне думали, воспользовавшись случаем, немедленно провозгласить социальную и демократическую республику, не дожидаясь выборов весной 1852 года. С другой стороны, застаревшая ненависть крестьян к местным землевладельцам вырвалась наружу, приведя к стычкам с местными властями и разграблениям усадеб. Очень часто восстания сопровождались актами личной мести, грабежами, убийствами и насилием, причем жертвами становились в основном ненавистные крестьянам нотабли и собственники. Порой странным образом переплетались политические и социальные мотивы, побуждавшие крестьян взяться за оружие: все нотабли для них были роялистами, плетущими заговоры с целью реставрации ненавистного «старого порядка». Подобное имело место в Дофинэ и также в Безьере, где крестьяне напали на двух нотаблей, имеющих репутацию республиканцев, одного из них убили, а другого ранили{230}. В других случаях политика полностью отсутствовала: так, в Лимузене, где волнения имели ограниченный и слабый характер, многие крестьяне игнорировали события в Париже и поднятое ими восстание было направлено исключительно против богатых{231}.

«Беспорядки, происходящие теперь в провинции, ужасны, — писал в очередном донесении Яков Толстой. — Сведения, помещенные о них в газетах, по-видимому, преуменьшают действительность, так как вчера я виделся со знакомым, только что вернувшимся из Виши и по дороге проезжавшим через несколько пунктов, где происходили страшные погромы. Мирные жители повергнуты в ужас, войск недостаточно для подавления беспорядков, войска двинуты в провинцию во всех направлениях, но, несмотря на это, ужасная резня продолжается — это настоящее повторение жакерии во всей ее гнусности. В некоторых местностях, как, например, в Безье, народ громил всех состоятельных людей, не разбирая их убеждений. Видели красные флаги, на которых были следующие надписи: «Смерть богатым!», «Дележ имуществ!» Дикие толпы бродят, увлекая за собой не только тех, кто разделяет их убеждения, но принуждая также насилием и угрозами мирных жителей присоединяться к ним. Тем не менее, пока порядок и спокойствие будут царить в Париже, опасность не так уж велика и может быть устранена, хотя и не без пролития крови, но без дурных последствий для правительства», — делает он вывод{232}.