Шанхай. Книга 2. Пробуждение дракона - Дэвид Ротенберг

— Мы печатаем много статей о куртизанках, — начал Чарльз.

— О потаскухах.

— Да. Но мне кажется, что существует множество других способов осуществлять взаимосвязь с миром «ночных бабочек».

— Взаимосвязь? — удивленно переспросил японец. — Что означает это слово в данном контексте?

— Что еще мы можем написать о куртизанках? — улыбнулся Чарльз.

— Можно писать об их излюбленных позах, профессиональных секретах, — ответил улыбкой печатник, — о том, кто из них обслуживает большее число мужчин за одну ночь…

— Нет, нет, нет! Я не об этом. Что еще происходит с куртизанками?

— Ты имеешь в виду, помимо… — Он сделал неопределенное движение руками.

— Да, помимо этого.

— Дьявол их знает. Мы пишем о том, как неверные возлюбленные разбивают им сердца, как некоторые из них оканчивают жизнь в одиночестве и без гроша в кармане. Иногда — даже о том, как они подхватывают неприличные болезни. Честно говоря, сам я подобные истории не читаю. Мне кажется, они предназначены для извращенцев.

— Может, оно и так, но я говорю о другом. Я имею в виду не секс, а обычные вещи, которые случаются в их жизни. Чем они отличаются от нас — от тебя, от меня?

— Ну-у… Они часто переезжают.

— О чем это ты?

— Если шлюха перестает приносить хозяйке заведения прибыль, ее выгоняют, и она уезжает. Клиенты не заплатили шлюхе, в результате чего та оказалась по уши в долгах, не может платить за квартиру и переезжает в более дешевую. Дорогая шлюха начинает капризничать, ее что-то не устраивает, и она переселяется в другие апартаменты. Ее дерьмо вдруг перестает пахнуть розами, и она перекочевывает.

Несколько секунд Чарльз сидел молча, а потом задумчиво сказал:

— А когда это случается, клиенты понятия не имеют, куда подевалась их любимая куртизанка.

— Если только она не напечатает в твоей газете объявление с указанием своего нового адреса, — улыбнулся японец.

— Хорошо! — воскликнул Чарльз. — Просто отлично! Думаю, на этом можно заработать. Но чуть раньше ты что-то говорил про долги.

— Ну да, клиенты часто зажиливают деньги, которые они должны потаскухам.

— Зажиливают? Как это понимать?

— Видишь ли, куртизанка требует деньги только после того, как она обслужила клиента, да и то не сразу. Дурацкая, на мой взгляд, традиция, но так уж принято. Она ведет записи и раз в четыре месяца выставляет клиенту счет. Но многие из них, особенно те, которые не желают возвращаться к той же самой шлюхе, отказываются платить. Ну зачем, скажи на милость, платить за еду, если ты уже наелся и не собираешься больше возвращаться в этот ресторан?

— Понятно, — сказал Чарльз и хихикнул.

— Это грязный смех, господин Сун.

— Что да, то да. Ну а если мы предоставим куртизанкам возможность публиковать претензии к тем клиентам, которые их… обирают? В жалобе можно указывать суть претензии, имена, адреса, даты и даже время. А потом мы предоставим клиенту возможность ответить на страницах наших же газет.

— Это позволило бы заполнить изрядную часть газетного пространства.

— И привлечь множество новых читателей. Что может быть лучше для повышения тиража, чем свара на страницах газеты!

Через два месяца газетные полосы заполонили письма проституток. Читатели с утра пораньше выстраивались в длинные очереди у ларьков, чтобы купить свежие номера газет «с пылу с жару». Некоторые публикации представляли собой вполне нейтральные объявления, гаобай, примерно такого содержания: «Чэньцзин Цзиньлань и Сяо Цзюань сообщают о том, что они переехали на роскошную улицу Баошу» или «Вэнь Юаньюань, проживающая по улице Тунань, для пущей услады клиентов меняет имя на Вэнь Юйюнь и переезжает на более уютную улицу Хуэйхуэй». Другие публикации носили не столь безобидный характер. Чаще всего в них сводили друг с другом счеты «ночные бабочки» и их клиенты. Примером может служить следующий обмен репликами:

«Я желаю публично сообщить о том, что куртизанка Миаси на самом деле является отвратительной проституткой! Она не изволила явиться, когда я устроил роскошный банкет для нее и моих друзей. Из-за столь неприличного поведения этого отвратительного существа я потерял свое лицо».

В следующем номере газеты возмущенному клиенту ответила сама Миаси:

«В нем нет ни капли сочувствия к труженицам моей профессии. В ту ночь я была загружена сверх всякой меры. Кроме того, его «роскошный банкет» состоял из блюда холодного риса. Такое же «угощение» находится у него в голове и между ног».

Затем газета печатала читательские комментарии на этот обмен колкостями, а следом — отповеди куртизанки и ее клиента в адрес читателей.

Люди стояли в очередях ночами, чтобы первыми купить свежие выпуски газет и насладиться тем, как на их страницах все поливают друг друга помоями.

* * *

Чарльз отложил в сторону статью, подготовленную для следующего номера газеты, и поднял взгляд на столпившихся вокруг него журналистов.

— Хорошо, — сказал он. — Очень хорошо.

— И очень выгодно, — добавил Цзу Жун Цзы, вечно пьяный грамотей, который написал для Чарльза самую первую историю. — Печатать такие статьи — все равно что чеканить монету.

Чарльз посмотрел на Цзу Жун Цзы, испытывая желание спросить, сколько тот уже успел выпить за это утро. В последнее время этот писака вообще не просыхал. В прежние времена Чарльз отвел бы его в церковь, дабы вылечить от пагубного пристрастия, но он уже давно не верил в божественные чудеса.

«Хорошо хоть не опиум», — подумалось ему. За последний год Цзу Жун Цзы не написал ни одной стоящей строчки, но Чарльз не мог найти в себе силы выгнать его. В конце концов, Цзу Жун Цзы был с ним с самого основания, с первого дня, когда начался его головокружительный взлет. Поэтому Чарльз в который раз решил оставить его в покое и перевел взгляд на других собравшихся вокруг стола журналистов — энергичных и сгорающих от нетерпения разделить финансовый успех издательской империи Чарльза Суна.

— Итак, — сказал он, — я готов выслушать ваши предложения.

Предложения посыпались как из рога изобилия, и кое-какие из них были подвергнуты подробному обсуждению. Некоторые журналисты предлагали завести в газете рубрику криминальных новостей. Начать ее можно было с подробного рассказа о так и оставшихся нераскрытыми убийствах двадцати семи торговцев. На лбу каждой жертвы неизвестный убийца оставлял надпись: «Казнен как предатель».

— Я обдумаю это, — сказал Чарльз, хотя и понимал, что подобный шаг таит в себе немалую опасность.

Маньчжурские власти следили за каждым его шагом. Стоило ли злить их еще больше, говоря о том, что из-за некомпетентности их полиции убийца по-прежнему гуляет на свободе? От своих осведомителей Чарльз знал: властям прекрасно известно, что именно его деньги позволили доктору Сунь Ятсену провести столь долгое время в Европе и Америке, изучая государственное устройство западных стран. Теперь добрый доктор вернулся в Китай и привез с собой то, что он назвал Тремя народными принципами. Первый, Принцип национализма, провозглашал необходимость для китайского народа сбросить ярмо маньчжурского правления и жить в мире с национальными меньшинствами, существующими в границах своих территорий, а также с другими нациями. Вторым был Принцип демократии, в соответствии с которым править в стране должен не император, а народ и все люди равны. Третий, Принцип социального благоденствия, содержал в себе довольно расплывчатые формулировки и являлся чем-то вроде жесткой версии социалистической теории, в соответствии с которой большая часть земли должна принадлежать государству.