Буржуй ищет таланты - Вероника Терентьева

ходил, ни орал на них, все кончилось, только когда Робертино проиграл аванс, зарплату и часы, а Томми — новые штаны. Томми как честный человек сразу был готов расплатиться, и Хорошей еще пришлось умолять не рубить так с плеча. И часы она Робертино вернула, только он этого жеста не оценил. Еще долго был в ярости, кричал и кидался сковородками. А потом успокоился, разгладил лоб от морщинок и торжественно пообещал, что пороков больше в его кухни не будет.

И так все прочувствовали его гнев, что два месяца после этого вели себя прилично, и даже Удав по вечерам, хлебнув лишнего, в кухню не спускался.

— Принчипесса, не наваливайся на меня, я тебе не пуфик, — с раздражением прошипела Веро, — вон Алессандра рядом сидит, на нее и облокотись.

Но у Алессандры уже самой глаза странным блеском сверкали, ей теперь было на что играть — ей Сорока жемчуг вернула.

— Ну, все, Веро. Буди Буржуя, — сказала Принчипесса, — если мы сейчас Хорошую не остановим, все перессорятся.

Веро вытянула ногу и пошевелила спящего пса.

— Просыпайся! Ты ведь не щепетильный? Встанешь позади Хорошей, будешь карты подсказывать.

Вот почему никто не заметил, как к дому Королевы подъехали.

Хорошая блефовала. Томми орал и вскакивал с места. Принчипесса подсказывала Алессандре, чем ходить, удивляясь про себя, как только ту нравы в коллективе не шокируют. Максимильян хладнокровно раздавал и считал про себя карты — выходило так, что банк он не сорвет, но на жизнь хватит. Веро щурилась, с трудом вспоминала правила и старалась прочесть в расширенных глазах Буржуя — тройка, семерка или туз. Потом оказалось, что одна карта потерялась, бросились искать, шарили по полу, поняли потом, что Сорока стащила.

— Да приехали уже!!! — взвыла Лошадь.

И небо тут же затянуло тучами… Наступила настоящая ночь, подул сильный ветер, деревья вокруг стали казаться черными. Зашумела листва, с веток тревожно вспорхнул ворон и хрипло прокричал два раза. Словно предупреждал о чем-то.

Буржуй вздрогнул.

В глубине аллеи стоял небольшой заброшенный дом. Покосившийся, словно застывший в позе печального артиста, с облупившейся штукатуркой и ржавой трубой по фасаду, он меньше всего напоминал дворец Королевы.

— Может, не сюда? — с тоской переспросила Веро.

— Сюда-сюда, — успокоила Алессандра, — покои, конечно, не роскошные, но что поделаешь. Чивас на содержание двора Королевы из казны крохи выделяет, а эти крохи еще Главный Министр ворует. Вот Королева сама справляется. Туристов по дворцу водит.

— И что, ходят? — искренне поразилась Хорошая.

Алессандра уклончиво покачала головой и кивнула на дерево. Там под ветками, прибитая к стволу, висела небольшая, местами стертая табличка.

— Услуги, — щурясь, прочитал Томми, — экскурсия по дворцу — пять монет, фото с Королевой — десять монет.

На объявление, воркуя, вспорхнул голубь. Обтрепанный, как и весь дом, голубь напряженно прислушивался к разговору — было видно, что он здесь туристов не первый месяц караулит.

— Обед… — зачитал дальше Томми и многозначительно остановился.

Все тут же в ожидании уставились на Максимильяна.

— Да о чем вы говорите! — с досадой отмахнулся тот. — Робертино все до последней монеты забрал. «Дети…», сказал он мне ласково, объясняя счет на четыре листа. Будто я ему алименты за них должен.

Голубь недовольно захлопал крыльями. Сорока в ответ громко фыркнула. Про то, что она голубей не любит, пока ехали, она уже пять раз рассказывала.

— А за что их любить? — спрашивала она. — Кто-то решил, что почту носить могут только голуби. А я тоже могу. Я быстрее это делаю. Я за два дня полную сумку разнесла, три письма во дворец осталось — нет, все равно подавай всем голубей. И не надо сейчас на меня смотреть так, словно они меньше воруют. Нормально воруют. Как все…

…Перед входом Максимильян всех придирчиво оглядел и, как обычно, стал пересчитывать.

Буржуй беспрерывно зевал и всех раздражал. Веро незаметно, как хомяк, похлопывала по карманам, проверяла, много ли у нее печенья осталось, схороненного от Робертино, хватит ли всем на ужин, если делиться придется.

Принчипесса достала зеркальце и с пристрастием удостоверялась, что среди этих олухов она здесь самая красивая — на случай, если надо будет Королеве понравиться.

Хорошая размышляла о восхитительных халатах, которые у Робертино стащили, и о том, что Алессандра не так-то проста и отобрать все халаты, как предполагалось, не получится, без своих бы не остаться.

Алессандра с неодобрением смотрела на Лошадь, та распрягла телегу и уверенно направлялась к ним, намереваясь войти в дом. У Алессандры была своя причина сердиться на Лошадь: она боялась наедине с халатами Сороку оставлять.

А Томми бросил глубокомысленный взгляд на небо, затянутое тучами, и пробормотал, чтобы Максимильян считал быстрее.

…Дверь распахнул дворецкий. В сером истрепанном сюртуке, но с завидной выдержкой, что выдавало в нем старую школу, дворецкий оценил всю компанию с первого раза. Особенно его поразило, как позади всех по мраморным ступенькам упорно взбирается Лошадь.

— Что вам угодно? — в недоумении спросил он, не отводя взгляда от Лошади.

И в ту же минуту на землю хлынул ливень. Словно море с неба вылилось. Все сразу стали мокрыми и нетерпимыми.

— А-а-а!!! — громко возжелал коллектив быть достойными чести перешагнуть через порог.

Но дворецкий смотрел все так же бесстрастно и в дом не приглашал.

И тогда Томми решил растопить лед — шагнул ему навстречу и по-итальянски сердечно распахнул объятия. В глазах дворецкого мелькнул ужас. Максимильян сразу же вмешался, влез вперед и, перекрикивая ливень, объяснил вкратце, что Томми — это еще не самое страшное. Лошадь уже два раза поскользнулась на луже, но до верхней ступени осталась пара шагов, и когда она доберется, ее уже не унять будет.

— Ну, заходите тогда быстрее, — поморщился дворецкий, — я доложу. Проходите сюда, не капайте на паркет. Ноги вытирайте.

— Паркет? — недоуменно уставилась Хорошая под ноги. — При чем здесь паркет?

Хорошая зашла в дом первая и мнение об обстановке сложила самое объективное. У нее из всей компании меньше всех иллюзий было — вот она меньше всех и расстроилась. Она еще раз огляделась и утвердительно кивнула: это был глубокий, глухой… Прованс. Можно было другое слово подобрать, но дворецкий стоял рядом с неизменной выправкой, и Хорошая в душе сжалилась. Потертый пол, облезший комод, деревянные балки, сваленные в углу. Мебель, накрытая чехлами, банки с краской на полу, разбросанные кисточки, железная лейка, два ведра и повсюду толстый-толстый слой пыли. Словно здесь очень давно убирались. Словно ремонт начали делать еще при Римской империи, потом пришли варвары, снова все поломали, хотели построить все по-новому, но деньги закончились. Даже