Блондинка вне закона - Ронда Поллеро

— Вот халтурщица! — проговорила я себе под нос, во второй раз за день не застав ее на рабочем месте.

По причине своего запоздалого ухода из офиса я приехала домой уже в сумерках. Но лишь ставя машину на стоянку, вспомнила, что так и не позвонила Сэму. Хорошо зная его, я не сомневалась, что он жутко на меня обижен.

Я валилась с ног от усталости и решила не вынимать из машины и не тащить в квартиру сразу все, что было в багажнике, а взяла только тяжелую коробку с бумагами, оставив портфель и папки с медицинской документацией. Сначала загляну к Сэму и узнаю, что ему от меня нужно, еще не хватало, чтобы он всю оставшуюся жизнь дулся на меня.

Я подошла к двери моей квартиры, и мне тотчас стало не до Сэма Картера. Да что там Сэм! Я забыла обо всем на свете, впившись глазами в листок бумаги, приколотый кнопкой к моей двери. Я прочитала слова, написанные красным маркером, и сердце мое ушло в пятки.

«Ты тоже хочешь умереть?»

Зарабатывать деньги — это неплохо, но лучше, когда деньги сами падают, в карман.

Одно за другим в нашем доме начали зажигаться окна. Затем из них, как кукушки из старинных часов, стали высовываться головы жильцов.

— С вами все в порядке? — услышала я голос густобрового мужчины из квартиры 4В.

— Даже если и не в порядке, Герман, чем лично ты можешь ей помочь? — взвизгнула его жена. — Закрой окно, не то налетит всякая мошкара. Ты же знаешь, я ненавижу насекомых.

Передо мной неожиданно возник привлеченный моим пронзительным воплем Сэм Картер.

— Боже, Финли! Кого ты решила позлить на этот раз? — были его первые слова.

— Сегодня или вообще? — спросила я, чувствуя, что у меня от страха дрожат колени.

Сэм сложил разлетевшиеся по всему полу бумаги в коробку, которую я уронила, увидев на двери записку. Я попыталась вставить ключ в замочную скважину. Руки уже перестали дрожать, но я продолжала испуганно оглядываться по сторонам, ожидая, что на меня в любую секунду набросятся какие-нибудь злодеи в надвинутых на глаза капюшонах. Но тут я вспомнила, что это не дешевый фильм ужасов, и мне стало спокойнее. Похоже, что злоумышленники давно унесли ноги.

Наконец мне удалось открыть дверь, и Сэм шагнул следом за мной в квартиру. Я принялась щелкать выключателями, а он неотступно, как приклеенный, переходил вместе со мной из комнаты в комнату.

— Что происходит? — спросил он. — Может, позвонить в полицию?

Вовлекать в это дело полицию? Ну уж нет!

— Наверно, это чья-то скверная шутка, — сказала я, а про себя подумала: «Хотелось бы надеяться!» — Дверь не взломана.

— Не удивительно. Через окно они наверняка увидели твою убогую мебель. Если бы они вынесли ее из твоей квартиры… — Сэм сделал паузу и, состроив неодобрительную гримасу, продолжил: — Это можно было бы считать вывозом хлама на свалку, а не кражей.

Кажется, мой пульс вернулся в нормальное состояние.

— Принеси, пожалуйста, из машины мой портфель, — попросила я.

— Неужели я похож на швейцара? — проворчал Сэм, но все-таки отправился выполнять мою просьбу.

Объясняю: Сэм не любитель быть у кого-то в роли мальчика на побегушках. Именно по этой причине он менял работу так же часто, как я меняю колготки. Правда, в отличие от меня Сэму удалось скопить денег, чтобы начать собственное дело. У него теперь своя фирма, занимающаяся дизайном интерьеров. Кроме того, в отличие от меня он точно знает, чего хочет от жизни. Порой с ним бывает нелегко, но он умеет делать свое дело, так что его услуги пользуются огромным, постоянно растущим спросом.

Сэм умел преподнести свою гомосексуальность — это придавало некое равновесие его натуре. Окружающие по старинке полагали, что его нарочитая раскованность — как в одежде, так и в манерах — проистекает из необходимости прятать свое истинное «я» в нашем полном предрассудков мире. На самом же деле Сэм родом из большой филадельфийской семьи, которая не имеет ничего против его сексуальной ориентации.

Так, например, сейчас он был в джинсах и рубашке — что в этом необычного, скажете вы. Но Сэм добавил к этому незатейливому ансамблю еще и галстук эскот с широченными, как у шарфа, концами. Кто, скажите на милость, кроме членов английской королевской семьи, цепляет на себя такой галстук?

Сэм отсутствовал ровно тридцать одну секунду — я засекла по часам, глядя на дверь и ожидая, когда он вернется. Все-таки я испугалась сильнее, чем была готова в этом признаться. Поставив портфель на стол, Сэм подошел к входной двери, сорвал с нее записку и принес мне. Затем зачем-то поправил безукоризненно уложенные волосы. Он употреблял так много всяких муссов, что я была готова поклясться — когда-нибудь он ими просто отравится. Другой причиной фатального исхода может стать вдыхание чрезмерного количества лака для волос. Не могу сказать наверняка, но подозреваю, что он будет первой в мире жертвой ухода за волосами.

Невзирая на этот недостаток, Сэм был очень даже привлекателен. Высокий, стройный, но не тощий. Лет двадцати пяти. Глаза серо-голубые. Загорелый. Умный. Обожает ходить по магазинам. Обладает прекрасным чувством меры и цвета. Всегда знает, где продается товар со скидкой. Если бы не его сексуальная ориентация, из него получился бы классный муж или, на худой конец, славный бойфренд. Но в реальной жизни все по-другому. Хорошие парни либо женаты, либо геи. В моем воображении тотчас возник образ Лайама и его экс-супруги в минуты страсти.

— Что с тобой? — спросил Сэм, опускаясь на одну из двух непарных табуреток из разряда тех, что стоят в питейных заведениях возле барной стойки. — На тебе лица нет. Переживаешь из-за этой дурацкой записки? Может, все-таки позвоним в полицию?

И что мы скажем? Это примерно из той же оперы, что и убийства, которые я не могу доказать. Я отрицательно покачала головой.

— Нет, это, скорее всего, чья-то глупая шутка.

— Тогда это, судя по всему, ублюдки из квартиры 3С. Ведь написали же они краской из баллончика слово «педик» на двери моей квартиры. Правда, когда я пожаловался их мамаше, та даже бровью не повела.

— Ты ревмя ревел, когда стучался к ним в квартиру, — вспомнила я. — Она тогда здорово распсиховалась, но, насколько мне помнится, все-таки прислала чек, чтобы покрыть твои расходы по покраске двери.

Сэм вздохнул, ему явно нравилось чувствовать себя несчастным.

— Это были слезы разочарования, — поправил он меня таким тоном, будто собрался прочитать монолог из шекспировской пьесы. — Потому что я… неповторим, мне приходится часто страдать из-за непонимания и насмешек окружающих.

Я театрально закатила глаза.

— Не говори ерунду. Разве родственники и друзья когда-нибудь чурались тебя? Вспомни, в свое время тебя даже избрали королевой на встрече выпускников твоей прогрессивной средней школы. Не хочу слышать жалоб типа «я бедный гей, меня никто не понимает». Мы ведь с тобой знаем — ты лил слезы по поводу эстетического безвкусия, с которым была сделана надпись.