Отделённые - Нико Кнави

Увидеться с послом не получилось: едва тот прошёл через портал, как тут же уплыл по делам со скоростью разъярённого кракена. Зато аудиенции-обеда ждал наместник. В этот раз Эамонд пришёл в обычное время их встреч, но передал через камердинера просьбу о личной беседе.

За обедом наместник терпеливо ждал своего времени и был совершенно спокоен. Впрочем, он всегда такой: спокойный, рассудительный, ответственный. В последнее время Эйсгейр всё чаще жалел, что Эамонд — просто человек. Даже не генас. Здоровье у него крепкое, но семьдесят лет — это уже много.

За столом они успели решить несколько вопросов о расширении южной части Эйсстурма. И лишь оказавшись в кабинете Эйсгейра и дождавшись, когда рыцарь поставит круг тишины, Эамонд заговорил о том, что не предназначалось для слуха других.

— О тех подозрительных «периамских» поправках, милорд. Много подробностей пока не удалось узнать. Но если говорить обо всех поправках, а не только о касающихся нелюдей, то большая часть предложена Югом, милорд. Дополнения к «Основному закону о труде» и «Закону о правах и обязанностях в Королевстве людей» написаны Высшей коллегией учёных. Они же оформляли общий свод поправок и дополнений.

— И никого не насторожили формулировки, слитые с периамского «Закона о восстановлении благородных родов и рангов»? — хмыкнул Эйсгейр. — Куда смотрели господа-учёные?

— Кто-то мог внести их и после, милорд, — предположил Эамонд.

— Я пока прочитал лишь то, что ты выписал, но у меня чувство, будто кто-то хочет одним махом пройти пару десятков лет принятия этих законов в Периаме.

Наместник лишь кивнул.

— И что потом? «Закон о крови и о роде людском»? — Эйсгейр побарабанил пальцами по столу. — Не нравится мне это, Эамонд.

— Видна рука Периама, милорд, либо кому-то по душе их политика.

— Юг и Высшая коллегия учёных, говоришь? А я как раз слежу за Мираром, Таэримом и ректором Лаэрдэтом.

— Таэримом? — переспросил Эамонд.

— Дайен Макитурский — принц Таэрима, представь себе. А отец Гилрау Лаэрдэта должен быть великим лордом Алинаса.

Эамонд хмыкнул.

— Тогда и Гилрау — принц. Алинас, Мирар и Таэрим находятся на юге, а Гилрау Лаэрдэт — ещё и глава Высшей коллегии... Могу я узнать, милорд, почему вы следите за ними?

Своему наместнику и потомку Эйсгейр доверял больше, чем самому себе, поэтому решил, что тот может узнать о подслушанном разговоре.

— Ясно... — Эамонд призадумался, а потом сказал: — Помнится, год назад Шелан ездил в Периам.

Эйсгейр удивлённо поднял брови.

— Да это Ормунд! — В голосе старика послышалось раздражение. — Всё ищет племяннице жены партию повыгоднее. «Не хочу с кем попало в родстве быть!» Какое там родство-то! — Эамонд даже фыркнул, и стало ясно, как сильно его достали выкрутасы сына. — В общем, договаривался Ормунд о визитах к южанам и сокрушался, что знакомство придётся отложить, так как Шелан навострился в Периам.

— А не тогда ли нашего герцога-принца взяли на заметку...

— Всё может быть, — согласился Эамонд. — А ещё я вот только вчера услышал, милорд, будто в Бергнесе появился дом солнца.

Эйсгейр хмыкнул. Дома солнца строил Орден Жизни.

И рыцарь его недолюбливал. Потому что насилие над нелюдями в Периаме разбушевалось именно тогда, когда к законам добавились учения этого ордена и право смешалось с религией. Как всегда подозревал Эйсгейр, Орден Жизни и стоял за принятием этих законов, хотя периамский двор всё отрицал.

А как появился Орден Жизни, наверное, никто не мог точно сказать. Корни его, понятное дело, крылись в вере в Богиню жизни. Как и Покровителей стихий её почитали везде на Иалоне, хотя называли по-разному: Матерь зимы у орков, Лунная волчица у оборотней, Владычица небес в Алинасе и Мираре, Матерь равнин у народов Великой долины. В Периаме когда-то насчитывались десятки верований, в каждом из которых Богиня жизни называлась по-своему. В какой-то момент их начал вытеснять культ Ордена Жизни. И чем сильнее он становился, тем яростнее оказывались нападки на эльфов. Сначала Детей Леса призвали объединиться и вместе нести свет Богини жизни в мир. Те, понятное дело, отказались. Тогда их объявили заблудшим скотом, а потом и вовсе богомерзкой нечистью, развращающей род людской.

Точнее, это сделали солнцелобые. А вот Орден Жизни, хоть и описывал влияние эльфов на людей как нежелательное, настолько резкими заявлениями не кидался. Утверждал, что он против насилия. Фанатиков-солнцелобых осуждали, иногда даже арестовывали и казнили. Но буря убийств и погромов прекратилась только тогда, когда эльфы, а вместе с ними и другие нелюди, покинули Периам.

Больше всего Эйсгейра удивляло, что в не касающихся эльфов делах Орден Жизни проявлял себя, в общем-то, с хорошей стороны. Например, боролся с жестоким, дурным поверьем о порченых. Дома милости, которые сейчас есть во многих городах, начал строить именно Орден Жизни. Прежде всего — для несчастных детей, от которых отреклись семьи. В домах милости о порченых заботились, обучали ремёслам, помогали встать на ноги. Постепенно туда стали приходить не только порченые, но и бездомные, увечные, словом, разный несчастный люд. Никому там не отказывали в помощи. Со временем это благородное начинание распространилось по всему королевству. Дома милости имелись и в Эйсстурме, хотя порченых на Севере почти не было.

А вот домов солнца, где магистры читали проповеди о благочестии и добрых делах, вне Периама встречалось очень мало. Все они находились на юге королевства и располагались в арендованных помещениях, даже комнатушках, деля с лавками, трактирами и другими заведениями одно здание. Но Эйсгейр предпочёл бы, чтобы их и вовсе не было.

— И сколько их всего теперь? Последний раз, когда мы их считали, было не больше пятнадцати.

— Боюсь, вы не поняли, милорд. В Бергнесе отдельное здание, построенное специально для дома солнца.

— Опивки тухлые...

Первый настоящий дом солнца — и как раз тогда, когда некто предлагает законы, подозрительно похожие на периамские? Когда замышляется убийство эльфийского короля?

Взгляд рыцаря упал на карту в кабинете.

— Постой, в Бергнесе?

— Да, милорд.

Эйсгейр уставился на Иалон, хотя и так знал: Бергнес, по названию которого титуловался отец Гилрау Лаэрдэта, находился на юге Алинаса. По какой бы причине ни скрывал ректор своё происхождение, не он ли повлиял на появление дома солнца во владениях своего отца?

«И ведь я только сегодня утром смотрел родословную герцогов Бергнеса, — усмехнулся про