Любовь под напряжением - Ася Лавринович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– До завтра! – улыбнулась я Ване. Затем не слишком ласково глянула на Рэда: – И тебе пока!
– Пока! – очаровательно улыбнулся он мне.
Вот же жук! Премия «Оскар» по нему плачет… А мне в последнее время стало сложно скрывать настоящие эмоции, после того как вертолеты обнажили мысли других. А еще каждый день по вечерам мучила жуткая мигрень. Особенно после ссор с мамой.
Парни первыми покинули аудиторию. Я закинула рюкзак за спину и, не глядя ни на кого из одногруппников, тоже направилась к выходу.
– Товарищ Журавлева! – выкрикнула Коробейникова с первой парты.
– Чего тебе? – неласково откликнулась я.
– Ты проставила в зачетку свой тройбан за курсовую?
– Нет еще, – вздохнула я. Лев Борисович со своей курсовой совсем вылетел из головы…
– Так проставь! – напомнила мне староста, что-то с важным видом выводя в журнале.
– Я Жа… Ядвигины долги еще не сдала.
Коробейникова подняла на меня свои ехидные глаза, пару раз хлопнула короткими ресницами и захохотала:
– Ха-ха-ха! Так ты Ядвиге Станиславне до конца жизни ничего не сдашь, Журавлева!
Что ж, вся группа в курсе наших «тесных» отношений с Жабой… А может, Лев Борисович сжалится надо мной и поставит тройку без сдачи долгов по гражданскому праву? Попытаться стоит. Всем проставляет и мне… под шумок троечку черкнет. Вновь не ответив вредной Коробейниковой (что ее явно обескуражило), я отправилась к декану. Выйдя в коридор, расслышала возгласы старосты:
– Товарищ Репейкин! А ты курсовую проставил?..
Я долго кружила под дверью деканата, так и не решаясь войти. Вскоре к кабинету подошла секретарша Льва Борисовича – миниатюрная брюнетка с короткой стрижкой.
– Вы к кому?
– Ко Льву Борисовичу, конечно!
– Новенькая? Какой курс? Первый?
Я отчего-то смутилась. Так редко хожу на занятия, что меня даже не признают.
– Второй курс. Я из двести семнадцатой группы.
– Проходите! – кивнула секретарша. – Лев Борисович как раз пришел с обеда… В хорошем настроении.
Это уточнение меня обрадовало. Я и сама, несмотря на облом из-за сломанного «Доджа» Рэда, чувствовала душевный подъем. Еще бы! Целую пару сидела рядом с объектом обожания… Надеюсь, Борисович надо мной сжалится. Как-никак недавно я выполнила его просьбу – навестила Жабу на больничном.
Когда я зашла в кабинет, Лев Борисович читал какие-то бумаги. Обратив на меня внимание, растерянно проговорил:
– А, Валерия Журавлева! Проходите!
Я, засмущавшись, как каракатица начала подбираться к преподавательскому столу, теребя в руках зачетную книжку.
– У вас ко мне какое-то дело?
– Так оценку проставить в зачетку… За курсовую.
– Да-да-да, – закивал декан, вновь углубляясь в бумаги. – Ваша группа как раз эти два дня только за этим ко мне и ходит… Давайте сюда зачетку!
Я с облегчением выдохнула и протянула Льву Борисовичу зачетную книжку. Сама скромненько топталась у края стола, изучая обстановку. На книжном стеллаже справа – большая черно-белая фотография, на которой счастливые выпускники в квадратных академических шапочках. Нашего декана я узнала сразу. Совсем не изменился. Разве что поседел и немного поправился. А еще девушка рядом с ним была так похожа на Жабу… Только миловиднее, что ли. И волосы светлые до самого пояса. Если это молодая Ядвига, то с такой прической ей было здорово! Сейчас же она напоминала сердитого хилого мужичонку…
– Что у вас там? Тройка?
– Ну да!
Лев Борисович укоризненно покачал головой.
– Что ж. – Препод открыл зачетку и уже занес над ней шариковую ручку. Сердце мое сделало кульбит. «Про-ка-тит! Про-ка-тит!» Но Лев Борисович убрал руку и растерянно посмотрел на меня: – Погодите, Журавлева, а долгов у Ядвиги Станиславовны у вас нет?
Я молчала. Сердце уже билось не так возбужденно и уверенно: «Не про-ка-тит? Не про-ка-тит?»
– Если вы сами не помните, я могу в списке посмотреть. Ядвига Станиславовна мне оставляла…
– Ой, не надо! – выкрикнула я так неожиданно, что Лев Борисович подскочил на месте. Там столько долгов, что декан, увидев список, рискует без сознания повалиться под стол. Его сверху еще и рассыпанными бумагами припорошит. Я даже, на всякий случай, огляделась по сторонам в поисках стакана воды. – Есть там долги, я вспомнила… Совсем немножко.
Лев Борисович только беспомощно развел руками.
– Ну раз немножко, значит, вы все быстро исправите. Правила есть правила, Валерия.
– Может, можно как-нибудь без долгов? – жалобно начала я. – Всё донесу Ядвиге Станиславовне! Честное слово! Ведь правила созданы для того, чтобы их нарушать, верно?
– И это мне говорит будущий юрист? – усмехнулся мужчина.
Я только неуверенно пожала плечами. Мужчина снял очки, устало почесал переносицу. А затем посмотрел на меня таким замученным взглядом, что мне стало совсем не по себе.
– Журавлева, вы знаете, что своей учебе на юрфаке обязаны исключительно Ядвиге Станиславовне?
– В смысле? – удивилась я. В растерянности плюхнулась на стул. Нет, этого я не знала.
А я-то думала, что учусь на юрфаке лишь благодаря отцу. Во-первых, мне всегда хотелось стать похожей на него. А во-вторых, папа платил за мое обучение. Но скорее всего декан сейчас имел в виду что-то другое…
– Видели бы вы, как просияла Ядвига Станиславовна, когда вы появились на нашем факультете!
Я почему-то начала нервничать. С чего бы Жабе сиять при виде меня?
– Она возлагала на вас надежды, Валерия! Говорила: «Эта девочка добьется больших успехов. Вот увидите! Я в нее верю!»
Я не понимала, про какие надежды говорит Лев Борисович. Да, поначалу я действительно с особым рвением взялась за учебу. Очень уж хотелось порадовать папу, который воспринял решение поступить на юридический на ура. А вот мама была против моей будущей профессии. Ее пугало маниакальное желание дочери быть похожей на отца. Да и профессию юриста она считала мужской, не подходящей для «девочки с тонкой душевной организацией». Ага, это она про меня так говорила. И где мама эту «организацию» во мне увидела? Но я в своем выборе не сомневалась. Тем более что и Зло собиралась поступить на юрфак. Так мы с Валей оказались в одной группе.
А вот с холодной и надменной Жабой, которая на первом курсе стала нашим куратором, у нас сразу отношения не заладились. После того как она довела Валю до истерики, жестко отчитав при всех за частые опоздания (Злобинец уже тогда бралась за подработку и не успевала к началу занятий), я эту преподшу еще больше невзлюбила. Стала часто вступать с Ядвигой в спор, даже когда дело касалось ее предмета. К семинарам Ядвиги всегда готовилась тщательно, чтобы не ударить в грязь лицом. Жаба и спрашивала меня, как назло, чаще других.