Свора девчонок - Кирстен Фукс

– Слушай, – прошептала Бея, потянув меня за рукав, – посмотри, не общается ли она там с кем-нибудь.

Я кивнула.

Облака в этот ранний вечер плыли, почти касаясь деревьев – еще чуть-чуть, и верхушки пропорют брюхо тучам. В воздухе висела идея дождя. Пока без единой капли, но сырое будущее уже вторгалось в еще сухое настоящее.

За первые полчаса пути Аннушка раскрыла рот лишь дважды. Один раз – «поворачиваем налево», показывая при этом налево рукой, а потом – «продолжаем по старой лесной дороге». Еще через полчаса она сказала:

– Сейчас будет углевыжиг.

Старая лесная дорога наполовину заросла. Оставалась только узкая тропинка среди высоких папоротников. Потом лес снова изменился, стал каким-то подводным. Тонкие молодые лиственные деревья стояли плотно, кривые и угловатые, как слишком быстро вытянувшиеся подростки. Гладкая кора была покрыта нежным серо-зеленым слоем, напоминавшим водоросли. Всё выглядело словно утонувшим. Слышен был только шорох наших шагов. Аннушке не хотелось говорить ни про эти деревья, ни про травы, которые она высматривала по краям тропинки. А мне не хотелось ее спрашивать.

Остро запахло дымом. Мы направлялись в этот запах. Что-то горит. Тлеет.

– Вот там углевыжиг, – сказала Аннушка.

Видимо, это должно было все объяснять. Что такое «углевыжиг»? И можно ли там контейнерить?

Чтобы выйти из «подводного» леса, нужно было снова пересечь заросли малины. Мы нашли место поуже и продрались через кусты. На другой стороне Аннушка вдруг присела на корточки. Перед нами была широкая пешеходная тропа. Справа – парочка отдельно стоящих деревьев, дальше – вид на отвесную скалу. Я постаралась разглядеть, насколько она высока, но верхушки было не видно. Перед скалой стоял забор из металлической сетки с воротами, запертыми на цепь с замком. Через сетку я увидела круглую пирамиду, из которой поднимался белый дым. Чем дольше мы сидели на корточках, тем невыносимее становилась вонь.

Если Аннушка не объясняла мне, что это за штука, видимо, она считала, что это и так понятно. Спросить, не выставив себя дурой, я не могла. Наверняка что-то, связанное с углем.

– Вот этот камень когда-то был углежогом. – Аннушка показала на каменную глыбу. – Здесь, на этом месте как-то показалось привидение. Где-то наверху на дереве. Оно крикнуло углежогу: «Вжах-вжих, как мне холодно!» И тогда углежог ответил: «Так спускайся и погрейся у нас». Но приведение сказало: «Я боюсь твоего котеночка». Углежог подозвал собаку к себе. «Не бойся моего котеночка!» – крикнул углежог, и в этот миг и он, и его собака окаменели.

Аннушка показала на два довольно больших камня:

– Тот, что побольше, – углежог, а поменьше – собака.

В этих камнях действительно было что-то живое: оба вытянутой формы и выглядят скорее стоящими, чем лежащими. Углежог и его собака.

Поскольку я все еще понятия не имела, что такое «углевыжиг», кто такой «углежог», тоже оставалось для меня загадкой. А тут еще добавилось нечто под названием «вжах-вжих».

– Углежоги пользовались дурной славой. Они науськивали своих собак на бедных людей. Поэтому призрак превратил углежога в камень. Но подумай: они ведь все время были тут в лесу одни. И должны были постоянно оставаться у угольной кучи – надо было следить: она очень легко сгорала. А еще часто приходили признаки в образе старух и побирушек. Углежоги никогда не знали наверняка, человек ли это. Я бы тоже всех отгоняла. Раньше здесь было намного больше духов и гоблинов.

– Да? Раньше было больше? – переспросила я.

Я рассматривала Аннушкин профиль. Когда она рассказывала все это, глаза у нее были широко распахнуты.

– Ну, совсем вымереть они не могут. Они ведь и так уже мертвые. Я не знаю, куда они подевались. Может, успокоились, потому что в горах их больше не тревожат. Надеюсь, мы и в туннеле никого из них не разбудили. Ты знаешь, у меня такое чувство, что в туннеле что-то есть.

Я проследила за взглядом Аннушки. Дым от углевыжига поднимался вверх рядом с обрывистой скалой. Двадцать-тридцать метров. Или сорок. Вверху, в сером небе, ветер рассеивал дымовой хвост в легкую дымку.

– Есть еще такой Мёрбицкий человечек. Называют его по речушке, где он…

Что делал этот человечек на речушке, я так и не узнала – мы услышали шаги. Из углевыжига. И спрятались в зарослях малины. Если решить для себя, что в царапинах нет ничего плохого, это необычайно облегчает жизнь в лесу.

Из глубины огороженной территории к забору направлялся человек. Рядом с ним был огромный пес. Из-за длинной серой шерсти, которая скрадывала все его движения, казалось, будто он движется как в замедленной съемке. Он скакал вокруг мужчины. Тот отпер ворота, вышел, запер за собой и прошел мимо малины, в которой мы затаились. Собака еще долго стояла у забора. А потом легла прямо перед воротами и стала смотреть на скалу.

– И что теперь? – прошептала я.

– Придется сделать большой крюк.

Так мы и поступили.

В сумерках казалось, мы почти подошли к городу. Дальше путь лежал вдоль дороги, ведущей из Мильхфельса в Вольфсгетрой. На одном повороте был указатель на Яммерхюбель, на другом – на Кнохенвинде.

Выйдя из-за деревьев, мы сразу почувствовали сильный встречный ветер. Перед нами открылось огромное небо. На нас надвигался ливень. Туча – серая сверху, черная снизу. Погода явно собиралась неистовствовать.

Аннушка шла молча. Я тоже.

Я надела куртку. Аннушка тоже.

Мы шли по меже в поле: вспаханная земля со следами от тракторов, разбитые комья земли, сверху корочка. Справа – дикий луг.

– Это дом Колотящего кузнеца. – Аннушка показывала на развалившийся дом. Крыша провалилась, через дыру выглядывало дерево. – Здесь когда-то жил кузнец. А его жена водилась с чертом. – Аннушка быстро взглянула на меня: понимаю ли я, что такое «водиться с чертом». Я кивнула. – Когда жена умерла, кузнец дом продал. И потом каждый, кто в нем жил, слышал по ночам удары молота из подвала.

Даже не знаю, что она хотела услышать в ответ, но я сказала:

– Вау!

По дорожке между полем и лугом мы дошли до обрыва. На краю стояла низенькая загородка из кольев. Аннушка перелезла через нее и села прямо над обрывом. Махнула мне рукой, чтобы я подошла.

– Спасибо, я и отсюда прекрасно вижу, – отозвалась я.

Город расстилался далеко внизу, как в котле. С трех сторон – отвесные скалы, с четвертой – ветер.

Аннушка смотрела на город так, словно обращалась к нему, и он смотрел на нее в ответ.

Башенка, башня, еще одна… Все крыши черные, как из рыбьей кожи: темная шиферная чешуя, ею покрыты даже трубы. Ни один дом не похож на другой.

– В детстве я часто представляла, как отсюда сбрасывают бомбу, и всех из этой долины вышвыривает – ба-бах! – все летят в сторону Яммерхюбеля.