Плотские повести - Юрий Поляков

- Здравствуйте, - сказал мутант весело и звонко,- вам придется перейти в другое купе!

Скажу честно, я человек совершенно неконфликтный, даже уступчивый, но одного просто не переношу - когда мне приказывают. Жена моя, кстати, давно уже это усвоила и никогда не говорит: «Сходи в магазин!» Нет, она, даже если я просто лежу на диване, говорит: «Милый, хочу тебя попросить… Конечно, если у тебя нет других дел!» В следующий миг, отложив все дела, я уже мчусь в булочную с сумкой в руке.

- Толик, помоги, пожалуйста, господину перенести вещи! - не дожидаясь моего ответа, приказал Павел Николаевич боксеру.

И только тут до меня дошло, что Толик - телохранитель. Мне стало не по себе. Конечно, умом я понимал, что нужно обратить все в шутку и перейти в другое купе - ведь подобные обмены местами дело в поезде обычное. Но в душе уже набухало злое, не подчиняющееся разуму упрямство. Если бы он не произнес это мерзкое словосочетание «вам придется», мне, разумеется, пришлось бы согласиться - и повесть, которую вы сейчас читаете, никогда не была бы написана…

- Товарищ, кажется, не слышит! - высказался Толик.

Я молчал, упершись взглядом в пол. Узкие черные ботинки моего внезапного утеснителя были такими чистыми, точно носил их ангел, никогда не ступавший на грешную землю. Кстати, у мальчишки-продюсера, отвергшего мой сценарий, были такие же дорогие, узкие, без единого пятнышка ботинки.

- Где ваши вещи? Давайте пособлю! - предложил телохранитель.

- Я на своем месте и никуда не пойду! - ответил я несколько истерично, но достаточно твердо.

- Не понял? - удивился Павел Николаевич.

- А что тут непонятного? - крикнул я и посмотрел на обидчика в упор.

Лицом он походил если не на ангела, то на студента-отличника из фильма семидесятых годов: румяное круглое лицо, вздернутый нос и большие очки. Но в зачесанных назад волнистых темно-русых волосах виднелась проседь, совершенно неуместная в его розовощеком возрасте.

- Повторяю еще раз: вам придется перейти в другое купе! Толик, помоги господину!

Я обратил внимание, что, сердясь, Павел Николаевич сжимает свои и без того тонкие губы в строгую бескровную ниточку.

- Почему? Вы не желаете со мной ехать? Вы меня боитесь? - спросил я с иронией и пожалел об этом.

Глаза у студента-отличника оказались совершенно свинцовые, а взгляд равнодушно-безжалостный.

- Я никого не боюсь. Толик, не сочти за труд - сходи за проводницей!

Телохранитель ушел, а Павел Николаевич снял и бросил на диванчик пальто, потом дорогой пиджак с металлическими пуговицами, затем развязал изысканный галстук и остался в тонких черных брюках и белоснежной сорочке, обтягивающей наметившийся животик.

«Он и рубашки-то, наверное, в стирку не отдает, просто вечером выбрасывает старую, а утром надевает новую, как женщина - одноразовые трусики!» - с обидой подумал я.

- Вы напрасно уперлись, - с укором проговорил Павел Николаевич, снял очки, и лицо его стало совершенно детским. - Вам все равно придется перейти в другое купе… Я с незнакомыми людьми не езжу.

- Тогда купите себе самолет и летайте со знакомыми!

- Самолет у меня есть. Но сегодня я вынужден ехать поездом,- совершенно серьезно объяснил он.

Явилась проводница. Было видно, что за вмешательство ей уже заплачено или во всяком случае обещано - и немало.

- Гражданин, перейдите, пожалуйста, в другое купе! - потребовала она.

- Почему?

- Потому что молодой человек хочет ехать со своим другом!

- Не перейду!

- Хотите, чтобы вас перенесли? - вяло удивился Павел Николаевич.

- Если вы до меня дотронетесь, у вас будут большие неприятности! - предупредил я.

- Да он пьяный! - показывая на меня пальцем, крикнула проводница. - Предъявите документ! Я сейчас наряд вызову!

- Наряд? Очень хорошо! - я достал из кармана и помахал в воздухе «корочками» с надписью «Пресса».

Это было удостоверение одной популярной и очень скандальной молодежной газеты, где я вел рубрику «Архивная мышь». Вообще-то удостоверение мне, как договорнику, не полагалось, но ответственный секретарь, мой давний приятель, выписал «корочки», чтобы я мог посещать очень дешевую редакционную столовую.

Проводница растерялась: деньги деньгами, а с прессой лучше все-таки не связываться. Журналист ведь вроде смоляного чучелка - потом не отлепишься… Она пообещала договориться с пассажирами из другого купе и ушла.

- Не люблю журналюг! - весело сообщил Павел Николаевич. - Продажные вы все людишки!

- А вы покупали?

- Неоднократно.

- Ну, меня вы пока еще не купили! И потом, я не журналист, а писатель…

- Писатель? Ну, это еще дешевле. Как ваша фамилия?

- Скабичевский…

- Странно. Мне показалось, что вы - Панаев… Некоторое время мы молча сидели друг против друга. Телохранитель тем временем аккуратно повесил на плечики одежду своего шефа и стоял в дверях с каменным лицом, ожидая дальнейших указаний.

- Хорошо, - вдруг прервал молчание Павел Николаевич. - Я даю вам пятьсот баксов - и вы переходите в другое купе. Договорились?

Он махнул рукой - Толик раскрыл дорожный саквояж, извлек оттуда черную сумку-"барсетку" и протянул хозяину.

«Ничего себе кошелек!» - подумал я.

Мой попутчик небрежно достал из «барсетки» толстую, перетянутую резинкой зеленую пачку и отсчитал пять стодолларовых бумажек.

- Нет, - ответил я, отводя глаза от денег. Павел Николаевич молча добавил еще столько же:

- Возьмите, вам же хочется. Смелее! В первый раз всегда страшно.- Он улыбнулся, и на его круглых щеках обозначились трогательные ямочки.

Мне и в самом деле очень хотелось. Это была как раз та сумма, какую запросили с меня в автосервисе за полное восстановление «шестерки».

- Уберите деньги! - потребовал я.

- Ладно, отдаю все! - Он бросил на столик пачку и ребячливо подмигнул телохранителю.

- Зачем вы валяете дурака? Вы же все равно мне всех этих денег не отдадите!

- Отдам!

- Не отдадите!

- Конечно, не отдам.

Он надел очки и снова стал взрослым. Ямочки на щеках исчезли, как и не было.

- Зачем же вы тогда издеваетесь?

- Я вас искушал. И вы мне понравились. Давайте лучше выпьем! Толик, будь другом, накрой поляну. Мы тут с господином писателем о жизни побеседуем.

Телохранитель вынул из саквояжа две бутылки красного вина.

- Бургундское. «Кортон гран крю фэвле» 88-го года! - сообщил Павел Николаевич. - Очень милое вино. Вообще-то я больше люблю бордо, например «Шато Тальбо» 89-го… Но оно капризное: откроешь - и нужно почти час ждать, пока резкость уйдет. Бургундское в дороге предпочтительнее. Или у вас другое мнение?