Боевой вестник - Сурен Цормудян

— Ну что встал-то? Давай, топай, — обратился Олвин к коню и кивнул на мост.

Животное издало какой-то звук, явно возражая.

— И отчего ты не пегас? — Всадник вздохнул.

Конь фыркнул.

— Ну, давай же! — повысил голос Олвин. — Ступай вперед! Бревна в настиле не такие уж старые и достаточно толстые! Выдержат! Погляди, следы вон, телега не так давно проехала. И ничего!

Животное свернуло направо, не желая даже смотреть на мост.

Олвин выругался и остановил коня. Затем спешился и подошел к мосту, внимательно осмотрел плотно прихваченные канатами бревна настила. Потоптался на них и так же тщательно изучил канатные перила.

— Обновляли несколько лет назад. Не бойся. Пройдем.

Однако у животного было иное мнение. Тоот решительно подошел к нему и, взяв за поводья, увлек за собой. Конь недолго упирался и все же двинулся за своим новым хозяином.

Мост неприятно покачивался, сопровождая это потрескиванием и похрустыванием дерева и канатов. И звук этот заставлял сердце биться чаще. Олвин крепче взялся за поводья.

— Если я провалюсь, ты меня вытащишь, — сказал он коню. — А если ты провалишься, то извини. Слишком ты тяжел. И лететь тебе тут придется… — он взглянул за канатные перила, где черные от вечернего света воды стремительно уносились на юг, подгоняемые новыми массами, падающими из озера, — футов триста с небольшим. Небось тоже жалеешь, что не пегас?

Шли они, казалось, очень долго. Середина моста раскачивалась еще сильней, отчего конь беспокойно и пугливо принялся ворчать.

— Ну, будет тебе. Возвращаться резона уже нет. Что туда, что обратно, мост все тот же и расстояние одинаковое. Ступай и не ворчи.

Другого берега они достигли без злоключений. Олвин облегченно вздохнул, а конь, обогнав его, кинулся к могучим дубам, и оттуда послышалось громкое журчание, которое не смог бы заглушить даже Вистиганский водопад.

— Дельная мысль, дружище, — хмыкнул Олвин. — Пожалуй, я поступлю так же.

Он подошел к обрыву, развязал штаны и пустил струю в бушующую внизу реку.

* * *

Таверна называлась «Толстый Готлиб», а для пущей убедительности и полноты картины над входом было помещено наглядное изображение этого самого Готлиба во всей красе: выпирающий живот больше остального тела, голова без шеи, улыбка чуть ли не шире пухлого лица и большая кружка в короткой руке.

У придорожной таверны на окраине деревеньки грохота Вистиганского водопада слышно уже не было, но в ушах продолжало гудеть. Наверное, у коня тоже: он иногда мотал головой, хотя, может, просто отгонял оводов.

Кинув монету мальчишке-прислужнику, Олвин велел накормить и напоить коня, заодно почистить ему подковы, а сам отправился в таверну.

Расположена она была удобно: многие везли товары в Лютецию через висячий мост, потому он и выглядел ухоженным. Путь до Лютеции мог занять несколько дней, а в придорожной таверне подкрепиться самому и подкрепить лошадей обходилось дешевле, нежели в городе. Благодаря этому «Толстый Готлиб» получал неплохой доход.

В этот вечер посетителей было не много: чуть больше полудюжины. Олвин Тоот уселся поближе к выходу и заказал кружку морса, чтоб взбодриться: сказывалось недосыпание. А также блинов с медом. Мед, правда, был склонен вызывать сонливость, но Олвин рассчитывал, что кислый клюквенный морс и сладкий мед, встретившись, хорошенько встряхнут его уставшее нутро. До цели оставалось немного, к утру он должен быть в Лютеции, где расположена резиденция магистра зеленого ордена. А значит, он выполнит свою миссию… Возможно…

Неподалеку от Олвина за столом сидели трое. Один, в фартуке, с полотенцем на плече, толстый и лысый, как тот Готлиб над входом, видимо, и был хозяином таверны. Напротив него расположился высокий и худой человек с грязной повязкой над правым глазом, рядом невысокий толстяк с заячьей губой под перебитым носом. Оба что-то живо бормотали, обращаясь к хозяину, но он лишь снисходительно ухмылялся. Олвин, занятый едой, к их разговору не прислушивался, но вдруг до его слуха донеслось что-то о желтых глазах.

— Давай, Гнобс, заливай больше! — негромко смеялся толстяк. — Может, где-то вам за ваши байки предложат и питье, и жратву, но меня не купишь на эти россказни. Уплатите, как положено.

— А мы не к тому тебе все это рассказываем, бестолочь! — возмущенно возразил тот, что ниже ростом и с заячьей губой. Но Гнобсом звали не его, а одноглазого.

— И ты, Штефан, хочешь сказать, что все это, про черных всадников, чьи глаза горели желтым огнем, правда? — продолжал усмехаться хозяин таверны, он же Толстый Готлиб.

— Мы так и сказали, — буркнул одноглазый Гнобс. — Правда это. Всадники в черных мантиях. Но глаза их горели огнем, только когда в них попадал лунный свет. А тогда как раз полнолуние было.

— Уж больно скоро вы из тех мест сюда добрались. Полнолуние-то когда было? Шесть дней назад? Или пять?

— Да страху нагнали они на нас! В ту ночь мы едва коней не загнали, да и потом двигались без остановок. Денег совсем не было.

— Ну, теперь-то есть? Коль вы уже и в Лютеции побывать успели?

— Есть, — недовольно фыркнул Штефан.

— Ну вот и платите, сколько положено, и рассказывайте эти сказки бардам бродячим, авось песенку сочинят.

Олвин напряженно слушал, надеясь разузнать подробности о странных всадниках, однако не дождался. Хозяин продолжал насмехаться над пугливостью и суеверностью двух посетителей, а те с недовольным видом отсчитывали медяки за плотный ужин и питье.

«Значит, скоро уйдут», — подумал Тоот, торопливо доедая пропитанные медом блины и запивая морсом. Он бы тоже не придал значения этой похожей на выдумку истории, но стоило ему прикрыть глаза, как он видел… Видел облаченных в черное молчаливых людей, которых людьми назвать было трудно. Он вонзал меч в одного, и тот не кричал, а со свирепым рычанием хватался руками за лезвие и выдергивал из своего тела. Еще одного он проткнул трижды, но не добился успеха, пока не догадался отсечь проклятому отродью голову. Только это могло остановить желтоглазых, однако обезглавленное тело умудрилось схватить его за ноги, так что Олвину пришлось отсечь кисти рук и пинком отбросить подальше. Он знал: одолеть желтоглазых трудно, но все же можно. Однако само упоминание о них возвращало его туда, в это проклятое логово… Заставляло сердце учащенно биться, как в ту полную ужаса и крови ночь. А затем пламя и огромный мамонт, с такими же жуткими глазами, оседланный колдуном… Нет, не его бивни он продал недавно двум старикам в башне Аберта. Те были слишком малы даже для обычного взрослого мамонта, они от павшего молодняка. Но тот… Настоящий исполин с зазубренными насадками на бивнях, прикрепленной к хоботу булавой и закованный в броню… И верхом на нем колдун, мечущий огонь…

Олвин трижды стукнул кружкой по столу. Толстяк подошел и принял плату. Тоот торопливо вышел из таверны на улицу, уже погруженную в ночь. Прислужники зажгли у входа факелы, и в их свете были видны Гнобс и Штефан, недовольно ворчащие и поправляющие упряжь коней.