Проходные дворы - Эдуард Хруцкий

Мы снимали кино, а я по ходу вносил поправки в сценарий. Потому что жизнь «на земле», которую я знал раньше, разительно отличалась от сегодняшней. И дело не в количестве преступлений, не в людях, а во времени.

* * *

Была «короткая» суббота. Уже вышло постановление, что со следующей недели в стране вводятся два выходных дня. И в этот день последний раз работали до четырнадцати часов.

За окном отделения стояла поздняя подмосковная осень. Деревья уже непрочно держали листву, и жестяной подоконник завалили мертвые листья. Из окна был виден стадион и знаменитая пивная, где царила буфетчица Надя.

Для опера, заряженного на дежурство на сутки, день пока проходил спокойно. Он совсем недавно работал в милиции, попал туда не от хорошей жизни, поэтому с любопытством рассматривал старый альбом, оставшийся еще от уездной милиции. В нем были фотографии «мамонтов» криминального мира 20-х годов: конокрадов, домушников, штопорил.

Зазвонил телефон, и дежурный не без ехидства сообщил, что в угрозыск идет депутат райсовета. В комнату вошла директриса школы, она же депутат, дама строгая и скандальная. За руку она вела пацана в измазанной глиной куртке.

— Вы дежурный?

— Да.

— Вот. — Директриса положила на стол желтую монету.

Дежурному оперу не надо было ее даже в руки брать, чтобы определить золотой царский червонец. Он уже немало повидал у фарцовщиков таких монет.

В воздухе запахло 88-й статьей, то бишь нарушением правил валютных операций, столь редкой в этих патриархальных подмосковных местах.

— Откуда она у вас?

— Сын принес.

— Где взял? — спросил опер пацана.

— На стройке нашел.

— Рассказывай все по порядку.

Пацан рассказал, что на правой стороне Владимирского шоссе начали строить новый микрорайон. В начале века граф Фредерикс, министр двора — должность, ныне соответствующая посту управляющего делами Президента Российской Федерации, — построил для своей дочери загородный дом. Архитектор был явно со странностями: он соединил в этом сооружении ампир, стилистику русских теремов и мавританских дворцов. Эклектические новации не понравились молодой графине, и она продала дом владельцу всех ткацких фабрик уезда.

Что было потом, вы и так знаете. В доме разместили общежитие, потом техникум, потом… Кстати сказать, дом находился в совсем неплохом состоянии и сносить его было не обязательно. Но райсовет принял решение воздвигнуть на правой стороне шоссе новый пионерский рай, и беспощадный экскаватор и клин-баба начали рушить все подряд.

Я уже писал, что день был коротким. Ровно в 14 часов экскаваторщик последний раз рубанул ковшом по фундаменту, выключил агрегат и уехал. А на стройплощадку зашли пацаны, которые собирали всякую ерунду в разбитых домах. И тут они увидели среди обломков фундамента разбитую крышку сундука и желтые монетки, лежавшие в кирпичной пыли. Они разбросали обломки и начали вытаскивать тяжелый сундучок.

— Эй, пацаны, — раздался голос за их спиной. — Чего это вы с нашим сундуком делаете?

Мальчишки обернулись. Рядом стояли четыре здоровых мужика-работяги. Они ловко выдернули сундук, погрузили его на носилки, накрыли брезентом. А пацанам в качестве утешительного приза выдали по одной желтой монетке. Вот так золотой червонец оказался у директрисы, депутата райсовета.

Дежурный опер, хоть и работал в милиции всего три месяца, понял, что на этом деле можно вполне заработать сыскной авторитет.

Он спустился в дежурную часть и сказал:

— Вызывай весь оперсостав по тревоге.

Дежурный, капитан Юра Кукушкин, впоследствии генерал и начальник главка МВД СССР, лукаво посмотрел на опера и ответил:

— А чего их вызывать? Сегодня к Нинке четыре бочки «Жигулевского» привезли. Так что весь твой оперсостав там. Сейчас я сержанта пошлю.

Через пять минут три оперативника, благоухающие свежим пивом, недовольные вошли в кабинет.

Старший из них, Вася Паршиков, о котором говорили, что он начал работать на этой территории еще при Петре I, взял со стола монету и попробовал ее на зуб.

— А ведь впрямь, мужики, золото. Вы здесь покукуйте, а я в соседней комнате с пацаненком и его мамашей поговорю поподробней.

Вася Паршиков не просто работал на этой «земле» — он на ней родился, вырос и жил по сегодняшний день. В маленьком подмосковном городке его знали абсолютно все. Ранней осенью и весной он ходил в исчезнувших уже тогда галошах. Но носил их не для того, чтобы спасать казенную обувь от сырости. Галоша в руке капитана Паршикова была страшным оружием. Думаю, ни один американский полицейский не смог управляться со своей дубинкой так, как Вася Паршиков со своей галошей. Летом он постоянно ходил с полевой офицерской сумкой, в которую вкладывал чугунную болванку. Другого оружия капитан Паршиков не признавал.

Он появился в комнате оперов минут через десять.

— Все ясно. Я их знаю. Двоим уже по телефону позвонил, их дома нет. Значит, гуляют гады, пропивают хабар. Действия наши такие: на территории — четыре хорошие пивные. У Нинки их нет, мы сами только что оттуда, на автобусный круг они не пойдут — опасно все же, отделение рядом. Стало быть, они или в шалмане у ткацкой фабрики, или у Вальки на станции. Сейчас на ткацкую пошлем «катафалк» (так назывался в отделении мотоцикл), а сами к Вальке.

К железнодорожной станции подъехали, когда уже начало смеркаться. Проходящая электричка ушла, и народу рядом с платформой было немного, но в Валькиной пивной гостеприимно светились занавешенные окна.

Вася Паршиков подошел к двери и прочитал магические слова на вывешенной табличке: «Закрыто на переучет».

Опера заглянули в щель между занавесками и увидели, что в центре пивной составлено четыре пластиковых стола, на которых стояли кружки с пивом и початые бутылки водки. В центре красовалась огромная сковородка жареной картошки, залитой яйцом, прямо на столе лежал целый окорок. За столами сидели четверо серьезных мужиков, которые отдыхали по полной программе.

Дальше все происходило как в немом кино. Один мужик махнул рукой, стремительно из-за стойки подскочила Валька, он что-то сказал ей, откинул брезент, достал из сундучка горсть монет и каких-то украшений и сунул ей в руку. Валька отбежала к стойке, достала деньги, отдала уборщице. И уборщица стремглав выскочила за дверь, где наткнулась на Васю Паршикова.

— Ох, Катерина, — сказал ей Вася, — хорошая ты девка, с брательником твоим в армии служил вместе, а вот попала ты, дура, под расстрельную статью.

— Ой! — завопила Катька. — За что?

— Как за что? За соучастие. Те, четверо, банк грабанули, государственные сокровища вынесли, а власть наша советская таких шуток не любит.

— Что же мне делать? — запричитала Катька.

— Тебя Валька куда послала?