Душа темнее ночи - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К дому журналиста я подошла, когда время перевалило далеко за полночь. Несмотря на поздний час, окна квартиры Антона светились синим – это значило, что у него либо работает телевизор, либо включен компьютерный монитор.
Я позвонила в домофон. Честно говоря, я порядком замерзла, пока добиралась сюда. Последние кварталы даже пришлось преодолеть бегом.
– Кто? – послышался искаженный домофоном голос Белогурова.
– Антон, открой! Это Саша Македонская!
Несколько минут стояла потрясенная тишина, потом замок щелкнул, и я проскользнула в теплое нутро подъезда. Белогуров ждал меня на пороге квартиры в халате и тапочках.
– Я войду, не возражаешь? – спросила я, потому что Антон стоял, как соляной столп.
– Да-да, конечно, входи! – посторонился журналист.
Я уселась на диван, подтянула к себе пушистый плед и закутала озябшие плечи. Белогуров остановился посреди комнаты. Я решила дать ему время очухаться.
– З-замерзла. Антон, можно мне чая?
– Ой, прости, я что-то плохо соображаю! – извинился Антон и захлопотал. Щелкнул электрический чайник, запахло свежезаваренным чаем, на столике появилось немудреное холостяцкое угощение – какие-то крекеры, побелевший от старости шоколад… да, девушки у журналиста бывают нечасто…
Отогревая руки о чашку, я сквозь опущенные ресницы разглядывала журналиста. Белогуров выглядел растерянным, как маленький мальчик. Он моргал близорукими глазками и шмыгал носом. Но постепенно до парнишки дошло – красивая девушка, которая несколько месяцев крутила Антону «динамо», пришла к нему среди ночи. А это что-нибудь да значит! И надо брать инициативу в свои руки, а то эта пташка по имени Сашенька Македонская упорхнет, как обычно, и лови ее потом!
На физиономии Белогурова отразилась напряженная работа мысли. После чего журналист присел рядом со мной на диван, тяжело вздохнул и поправил на мне плед. Получилось такое как бы объятие – ну совершенно как восьмиклассник, когда сидит на скамейке в парке со своей девочкой. Мне стало смешно. Тоже мне, рыцарь печального образа…
– Антон, у меня для тебя есть очень важная новость, – с ходу заявила я, не желая давать парню ложные надежды.
– Ну, я и так понял, – еще ближе придвинулся Белогуров. – Ты бы не пришла просто так, правда? Мы вообще с тобой в реале встречались всего однажды, да, Саша? Правда, у меня такое ощущение, что я тебя знаю очень давно. Такое полное взаимопонимание с девушками у меня возникает очень редко…
Что ж, следовало признать, что кое-какими навыками обольстителя Антоша все-таки обладал. К примеру, самый короткий путь к женскому сердцу лежит через жалость. Заставь девушку посочувствовать тебе. Расскажи ей о своей нелегкой доле, о том, как тебя не понимает и отторгает жестокий окружающий мир – и полдела сделано!
– После развода с женой я живу совершенно один, – между тем продолжал коварный обольститель в пушистых тапочках. – Интернет – единственная отдушина для меня. Веришь, наше общение по ночам настолько для меня важно, что совершенно затмило все, что происходит днем – и работу, и друзей… Хотя их у меня в реальности немного. Истинные мои соратники, близкие по духу люди собираются там, где и мы с тобой – на форуме…
– Вот именно об этом я и хотела с тобой поговорить, – вставила я. Но Антон не слушал.
– Знаешь, Саша, я постоянно думаю о тебе. О нас с тобой. Ты самая умная, не считая того, что самая красивая из всех фанатов Охотниковой. Большинство фанатов, честно говоря, просто случайные люди. Сегодня им интересна Женя, а завтра они фанатеют от кого-то еще… И только ты все эти месяцы сохраняла верность моему любимому персонажу – Евгении Охотниковой! Иногда мне даже казалось, что в тебя вселился ее дух…
Так, все! С меня достаточно! Я понимаю, что мужчины от вожделения глупеют, но не настолько же?! Что там несет бедный Антоша? Очевидно, тот бред, что несет парнишка, выполняет ту же функцию, что горловые звуки, издаваемые голубем, когда он, раздуваясь, бежит за голубкой – смысла в этом никакого…
– Антон, – позвала я, – заткнись, а? Извини, конечно, но дай и мне вставить слово.
Белогуров убрал руку, коварно забравшуюся под плед на мое колено, и поправил очки:
– Да, Саша. Извини. Меня иногда заносит… Особенно когда волнуюсь.
– Хватит волноваться, – сказала я. – Все твои печали в прошлом. Кстати, с этой минуты твой клуб фанатов Евгении Охотниковой прекращает свое существование.
– Но почему?! – изумился Антон, тараща на меня глаза.
– Потому, что я вернулась. И никаких фанатов терпеть не намерена, понял? – напрямик сообщила я.
Реакция Белогурова меня поразила. Антон вскочил с дивана и убежал в соседнюю комнату. Оттуда донеслось позвякивание, какое издают вешалки в шкафу, шипение туалетной воды, грохот выдвигаемых ящиков комода… Мне стало интересно, но я решила дождаться продолжения.
Наконец Антон вернулся. Паренек успел переодеться – теперь вместо халата на нем красовался костюм, судя по виду, крайне редко используемый хозяином, белая рубашка, дешевый галстук в «елочку» и абсолютно новые сверкающие ботинки. Я едва не захлебнулась чаем от смеха:
– Антон, к чему эта парадная форма?!
– Ну, не могу же я в такой торжественный момент выглядеть как вахлак?! – преданно таращась на меня, пояснил Белогуров. – Евгения Максимовна, а я ведь знал… Вы представляете – я знал!
– Что ты знал? – спросила я, скидывая плед. Я уже вполне согрелась, времени до утра оставалось не так уж много, а дел еще нужно было переделать кучу.
– Я знал, что вы живы!
– Да? – изумилась я. – Почему же тогда ты вел себя так, словно я померла? Траурные фото на моей страничке, я уже не говорю про этот фанатский беспредел…
Антон смутился.
– Ну, мне просто хотелось, чтобы мое восхищение Охот… то есть вами, разделило как можно большее количество народу… Вы сердитесь?
Паренек подарил мне совершенно овечью беззащитную улыбку. Ну как на такого сердиться? Его хочется прижать в сердцу, напоить чаем с малиной и вручить плюшевого мишку, чтобы избавить от ночных страхов…
– Я просто в ярости! – сообщила я. – Ты ужасно передо мной виноват. Ты это понимаешь?
Белогуров уныло кивнул.
– И у тебя есть только один способ искупить свою вину.
Антоша вскинул голову, как приговоренный, которому объявили, что ввиду отсутствия электричества казнь на электрическом стуле отменяется.
– Что я могу для вас сделать, Евгения Максимовна?
– Можешь называть меня просто Женя, – разрешила я. – В конце концов, ты знаешь обо мне больше, чем мой доктор и спецслужбы, вместе взятые… в общем, так. Ты должен мне помочь.
– Я готов! – выпятил подбородок Антоша.
– Когда ты делился со мной… то есть с Александрой Македонской, сведениями о Жене Охотниковой, я думаю, ты что-то утаил. Мне необходима абсолютно полная информация. Все, что ты своим журналистским носом сумел раскопать.