Тот, кто ловит мотыльков - Елена Михалкова

– Колоть? – переспросил Макар.

Жанна раскраснелась, прядь черных волос прилипла ко лбу.

– Инъекции. Гиалуронка – самое простое. Мезококтейли. Сейчас много всякого. Ну, ботокс ставить в морщины, хотя ботокс уже вроде как вчерашний день, но многие любят, предпочитают его, а не диспорт или миотокс. Много всякого, – нервно повторила она. – А мне страшно, понимаете, страшно! У меня ведь девчонки – не врачи, в лучшем случае медсестры. Наблатыкались, руку набили. Двое из Украины, одна из Казахстана. Всем жить как-то надо! Но вы поймите, если брови испортить – они отрастут! А если что-нибудь иглой заденешь? Это ведь лицо! – Она взялась ладонями за щеки. – Там одних нервов… Ой, я не знаю! А Оксана мне твердит: не ссы, все будет нормально, все колют, а мы чем хуже! Я ей ору: ты с ума сошла, у нас даже лицензии нет! А она мне: как будто проблема купить! Оксана всегда лучше меня знала, что делать, и я всегда ее слушалась. Но тут меня как будто током ударило. Я трясусь, кричу: не буду этого делать! А если, не дай бог, мы человека изуродуем? Я всякие передачи смотрела – это страшное дело! Все под суд пойдем! Ох, Оксана взбеленилась. «Какой суд, что ты понимаешь, дура, ты в бизнесе полный ноль, я тебя в люди вывела, ты бы сейчас сидела с каким-нибудь пьянчугой в однокомнатной хате, мечтала утопиться в Днепре! У тебя ни мозгов, ни предприимчивости!» И всякое такое. А за что она меня так! – Жанна снова всхлипнула. – Я канареечку завела…

Сергей вернулся ни с чем. Он стоял, запрокинув голову, и заливал в глаза капли, купленные по дороге в аптеке.

– Ноготочки пилить, – задумчиво сказал Макар.

Бабкин с нескрываемым любопытством уставился на него.

– Что это?

– Призвание Жанны Баренцевой. Но дело не в этом. А давай-ка мы, Серега, поглядим, на чем разбогатела Оксана Баренцева.

– Этим занимается Татаров. Он предполагает, что в первую очередь надо отрабатывать линию конкурентной вражды.

– Да, я тоже так считал. – Илюшин встал, посмотрел в окно, сунув руки в карманы. За окном бегали дети. – Но теперь не уверен. Оксана год как отошла от дел, это приличный срок. Если были какие-то конфликты из-за недвижимости, зачем убирать человека год спустя?

Бабкин пожал плечами:

– Например, заинтересованность в недвижимости, на которую наложила лапу Баренцева, появилась только сейчас. Кто-то решил, что ему необходимы именно эти пять тысяч метров именно в этом месте. С ней он договориться не смог и подошел к вопросу основательно. Если кто-то выходил на связь с Баренцевой и вел переговоры, Татаров это разроет. И потом, слушай, что значит «отошла от дел»! Решила отдохнуть, не ввязывалась в новые проекты. Но старые-то никуда не делись.

– А вот это вопрос! – Макар обернулся. – Что у нас с ее сделками по недвижимости? Что по завещанию?

– Это тоже Татаров взял на себя. Скоро узнаем.

Сергей вышел из коттеджа, твердо намереваясь покурить на свежем воздухе.

По тропинке медленно шла молоденькая горничная. В руках у нее был большой коричневый конверт. Она недоуменно разглядывала его.

Сергей окликнул ее.

– Инга, что это?

– Только что мне сунули на улице, – растерянно сказала она. – Какой-то мальчик подбежал и положил прямо в руки.

– Макар! – позвал Сергей, приоткрыв дверь.

Илюшин тотчас оказался рядом. Инга показала конверт и объяснила, как он к ней попал.

– Мальчик что-то сказал? – спросил Макар.

– Буркнул что-то неразборчивое, вроде: «Это вам».

Она перевернула конверт. На нем большими печатными буквами от руки было написано: «ВСЕМ».

Бабкин взял у нее конверт. Бумагу изнутри распирал какой-то жесткий предмет полукруглой формы.

– Идем в дом. Инга, позовите, пожалуйста, Юрия Алексеевича и Жанну Ивановну, – попросил Макар.

На крыльцо главного коттеджа вышел Медников.

– Что за шум, а драки нет? – осведомился он. Взгляд его упал на конверт, и из расслабленного попугая Лев Леонидович превратился в кречета, пикирующего на добычу. – Что это? Покажите!

Бабкин не отдал письмо, пока не появились муж и сестра Оксаны. Макар попросил всех пройти в гостиную. Он успел надеть перчатки, и при всех вскрыл конверт. Из него на стол со звяканьем выпал золотой браслет. Жанна ахнула и прижала ладонь к губам.

– Это Оксанкин, – удивленно сказал Медников. – С птицей, помню его.

Следом за браслетом на стол спланировал обычный лист формата А4, свернутый вдвое. Макар развернул его и вслух прочел:

– «Она у меня. Сегодня в десять вечера за Мирелью. Положите в сумку три миллиона, поставьте в двух метрах снаружи от шлагбаума. Если сделаете, скоро ее увидите. Если нет, в следующий раз получите не браслет, а руку».

Захворавшая курица ожила. Зайдя утром в курятник, Маша увидела ее среди остальных – бойкую, дерзкую, готовую к борьбе за правое куриное дело. Маша обрадовалась. Ей захотелось позвонить кому-то, рассказать о своем героическом поступке, покрасоваться в роли сельского ветеринара Хэрриота. Она набрала Татьяну, но абонент оказался недоступен. Позвонила мужу. По его интонации с первых же слов стало ясно, что он занят, и Маша, заверив, что звонила с сущей ерундой и у нее все в порядке, разочарованно нажала «отбой».

«Нет во мне самодостаточности, – удрученно подумала она. – Постоянно требуется тот, с кем можно разделить торжество победы разума над сарсапариллой».

Утро стояло теплое и затхлое, как вода в болоте. Необходимо было сесть и как следует поработать, но Маша представила, как целый день будет с тяжелой головой корпеть над переводом в этом доме, где воздух одновременно спертый и промозглый, и внезапно ей вспомнилось, что неподалеку от Таволги есть лесное озеро. Там наверняка свежий ветер собирает воду в складки, и камыши шелестят, а рогоз стоит торжественный, точно эскимо на палочке – чудесное прохладное эскимо в этот удивительно душный для конца августа день.

«Ксению взять за компанию…»

Она с облегчением захлопнула ноутбук и мысленно пообещала старому Кроту разобраться с его гостями чуть позже.

Перед выходом Маше на глаза попался зеленый платок, в последний момент сборов брошенный в сумку. Она поколебалась – и прикрыла им волосы, завязав узел сзади на шее. Пусть ее рыжая шевелюра не сбивает с толку местных жителей и не навевает тягостных воспоминаний о погибшей Якимовой.

«На прогулку, на прогулку!» – напевала она, проворачивая ключ в скважине. Здесь не было принято запирать двери. Соседи, увидев, что она делает, могли бы и обидеться. Но Маше было неприятно оставлять дом открытым, не говоря уже о том, что в комнате остался дорогой ноутбук.

Вспомнилась чета Бутковых. Рыхлый Альберт с мутным взглядом. Его востроносая жена с неизменной улыбочкой. Маша поморщилась и провернула ключ на второй оборот.