Имаго - Юрий Никитин

Я подумал, что чересчур уж критичен к этой чепухе, а ведь усамого в квартире полно всякой ерунды, рука все не поднимается выбросить: тобезделушки, подаренные друзьями, то купленные моими женщинами, то вообщенепонятно откуда взявшиеся: семь слоников на полке – якобы приносят счастье,какие-то дурацкие амулеты со знаками гороскопа… Все это якобы украшаетквартиру, хотя на эти полки я лучше сложил бы новые сидюки, а на фиг мнеогромная рапана, что расселась, как жаба? Курильщики хотя бы используют подпепельницы…

Бабурин уже умолк, зато вовсю распинался Майданов. Конечно,о ломке старых традиций и наступлении прогрессивного нового. Лютовой спокойноприхлебывал чай, не спорил, чего требовал от него телодвижениями Майданов, судовольствием поглядывал через перила на спокойный вечерний город.

Солнце ушло за сразу потемневшую гряду дальнего микрорайона.На мир опустилась призрачная пепельная тень. Странно блистают, как айсберги,высотные здания – солнца нет, а они почти такие же белые, словно вобрали задень в свои молочные стены солнечный свет.

– Надо идти дальше, – доказывал Майданов. – Неостанавливаться, ибо поступление культуры необратимо!.. Это паллиатив, чтомежду женскими и мужскими туалетами убрали перегородки!.. Этого недостаточно,ибо все равно… все равно, каждый из нас, перешагивая через порог туалета, пустьдаже совместного с женским, как бы становится гражданином второго сорта… а этонедопустимо в цивилизованном обществе! Это грубейшее нарушение прав,общечеловеческих ценностей, которые несет в мир великая культура великойАмерики.

Лютовой даже не поморщился при слове «великой». Вечерслишком хорош, чтобы портить его спорами. Но Бабурин поинтересовался:

– А что за нарушение?.. Ведь уже вместе с бабами…га-га-га!

Майданов сказал с жаром:

– Вот именно-с, вот именно-с!.. Становимся гражданамивторого сорта вместе с женщинами, только и всего!.. Не порознь, как раньше, авместе!.. С этим надо покончить!

Лютовой поинтересовался лениво:

– Как? Снять двери туалетов?

Майданов просиял.

– Вот видите? Хоть вы и националист, и даже хуже того –патриот! – а все понимаете. Именно это-с я и хотел предложить!.. Да-да,завтра же направлю предложение в Госдуму. Пусть рассмотрят. Если подберуубедительные доводы, сформулирую как следует, то… кто знает…

Он приосанился. Бабурин сказал озабоченно:

– Но как насчет вони? Я когда сру, противогаз сгорит.Это, как говорится, от сильных духом мужчин. У меня, значится, открываетсявторое дыхание.

– А дезодоранты на что? – ответил Майданов сживостью. – Я этот вопрос продумал, продумал-с!.. Сейчас такие дезодорантыв продаже, что самую дикую вонь превращают в запах роз…

Бабурин подумал, сказал нерешительно:

– Ну, тогда еще ничо… Хотя лучше бы в запах пива… иливоблы…

Майданов сказал с энтузиазмом:

– Могучая промышленность Америки в состоянии выпуститьдезодоранты на любые вкусы!

– Тогда все в порядке, – сказал Бабурин. Он наглазах повеселел. – Можно будет с толчка следить за баром, кто пришел, даи вообще…

Он прищелкнул языком, но на лбу еще оставались морщины. Однодело видеть, как на толчке сидит со спущенными штатами твой начальник, женашефа или бабы из твоего отдела, другое – самому тужиться на всеобщем обозрении.

В дверном проеме показался Пригаршин. Блеснул злыми глазами,завидев Лютового, не ожидал его сегодня, но, поколебавшись, принял радушное приглашениеМайдановых, опустился на свободный стул. Бабурин закричал жизнерадостно:

– Заходи, садись, дорогой! Живем мы тут хорошо, такнам, дуракам, и надо! Вам чего, пивка?

Пригаршин сказал сухо:

– Пиво я пью только безалкогольное. А вот чайку…

– Безалкогольное пиво, – заявил Бабурин, –первый шаг к резиновой бабе!

Пригаршин присел, демонстративно не обращая внимания наЛютового, проворчал, обращаясь к Майданову и частично ко мне:

– Все о переворотах, революциях языки чешете? Революциибывают только неудачные, удачных не бывает. К тому же во время таких бурьлюдишки, не способные даже грести, завладевают рулем. А во властители даюттаких людей, которых мы не хотели бы видеть даже лакеями… Так что кончайтемусолить эту тему. Штаты пришли и принесли нам благо. Это надо принять сблагодарностью и не рыпаться! Мы уже устали от переворотов и революций. Ещеодного переворота не выдержим. Разве не так?

Он обращался с последней сентенцией ко мне, я сдвинулплечами.

– Не так, но я не хочу говорить на эту тему.

– Почему? Тогда ответьте просто: почему?

– Потому что русская нация и так вымирает. Переворотили революция еще могут дать шанс на спасение.

Он развел руками:

– Ну, знаете ли… Именно сейчас у нее уникальный шанс!Вся империя Штатов пришла на помощь, протягивает руку спасения.

– Когда тонешь, – сказал я, – хватаешься и загадюку. Но за гадюку лучше…

Бабурин заржал. Этому важно, чтобы было остро, клево,смешно. Лютовой поглядывал остро, но помалкивал, мелкими глотками пил чай. АннаПавловна усиленно хлопотала вокруг нового гостя. Она всерьез уверена, что всесходятся послушать ее великолепного мужа, набраться мудрости, пообщаться именнос ним, и потому количество гостей поднимает его престиж, улучшает имидж.

– Сегодня по телевидению транслировали интервью сГорбачевым, – сообщила она застенчиво, – такой милый мужчина, такоймилый!.. И как хорошо говорит!

Все переглянулись, Анна Павловна старается сбить накалстрастей, что могут разгореться, принимает огонь на себя. Никто не возразил,даже Лютовой кивнул, сказал благожелательно:

– Да, я тоже слушал с удовольствием. Большимудовольствием! Даже огромным. Вообще считаю, что Горбачева нужно охранять лучшеи надежнее, чем любого из существующих президентов. Он – самое яркоедоказательство, к чему привела Советская власть. Достаточно посмотреть на него,послушать его речи, когда он и сам не понимает, что… гм… вещает… когда любой издепутатов Думы, не говоря уж о лидерах партий, когда любой из избранныхрайонных начальников – избранных, а не назначенных! – любой дворник… во стократ мудрее, умнее, то это самый смертельнейший приговор системе, к которойкто-то еще мечтал бы вернуться.

Анна Павловна услышала только, что Горбачева нужно охранятьи беречь, метнула Лютовому благодарно-изумленный взгляд, умчалась за новымчайником. Майданов хмыкнул. Не то чтобы возражал, просто напоминал, что не надозарываться, они же здесь чай пьют, а не на митинге РНЕ.

Лютовой сказал еще спокойнее, просто медовым голосом:

– Достаточно показывать Горбачева, этого Генеральногосекретаря КПСС, самого верховнейшего руководителя, который совмещал в себе ипрезидента, и премьер-министра, и всю Думу, и Верховного Главнокомандующего, иВерховного Философа, и Отца Нации… и, видя этого человека, самый ревностныйсторонник возврата к СССР отшатнется, ужаснется, ибо как надо было прогнитьстрою, чтобы в стране умных и достаточно просвещенных людей поставить на самыйверх такое и дать этому руль!.. И до чего надо было довести народ, все двестимиллионов человек, чтобы и не пикнули, видя такого правителя.