Последний. Дети вампира - Абиссин

В ответ раздался мрачный смех:

— Когда — то меня звали Жнец…

Мальчик почувствовал болезненный укол в сердце и потерял сознание. Он очнулся уже в знакомой темнице, когда дверь с противным скрежетом, наконец, отворилась.

Отец бросил что — то к его ногам. Приглядевшись, Второй брезгливо отшатнулся. Это был труп полукровки. При свете факела на лице отца мелькнула кривая улыбка:

— Еда подана, юный Лорд. Докажи мне и Совету свою лояльность. Я не могу превратить тебя в вампира раньше твоего совершеннолетия и без разрешения Совета. Но уже сейчас ты, мой ребенок, наконец, поймешь, чем вампиры отличаются от полукровок. Ты уже испытал голод, и понял, какова твоя природа. Теперь если хочешь жить, выпей его крови!

Дверь захлопнулась. Глухие шаги, тишина, и снова ненавистное одиночество. Какие пытки сравнятся с этим? Отец даже не пожелал узнать, что пережил его младший сын в стенах темницы.

Мальчик навсегда запомнил свою первую жертву. Холодная слизкая, сырая, невыносимо противная на вкус.

Второй прежде не пробовал кровь, его не заставляли. Еда, приготовленная для него и принцессы, всегда отличалась от тех трапез, к которым привыкли вампиры — свежей или замороженной крови. Но отец сумел сделать так, что его первая кровь стала особенно мерзкой…

Под яростно вцепившимися в жертву пальцами треснули позвонки. «Жнец больше никогда не будет голодным из — за меня. И отец останется доволен. Зачем я так долго сопротивлялся?» — Подумал мальчик, глядя, как по ладоням стекает чужая кровь.

Звуки ломающихся костей мертвого полукровки еще долго преследовали его. Оракул лишь надеялся избавиться от этого липкого омерзения, получив бессмертие, и утратив все мысли о том, что еда может быть твоим сородичем.

* * *

— Почему именно я должна представлять этого уродца на Балу Совершеннолетия?

Повзрослевший Второй, которого теперь официально именовали Оракулом, стиснул зубы. Он ненавидел свою тетю Лайси Морисмерт за склочный и жестокий характер. В прошлом, старшая сестра отца, когда гостила в родовом замке, превращала его и Первую в деток на побегушках. Вместо слуг они собирали ей на стол, помогали выбирать платья, примерять драгоценности, расчесывали волосы. Но Лайси никогда не была ими довольна.

Она могла ударить хлыстом, который постоянно таскала с собой или отвесить подзатыльник. Жаловаться на Лайси было бесполезно, потому что, благодаря выгодному замужеству, она занимала важное место в Совете вампиров. Даже отец старался без нужды не ссориться с ней.

А после исчезновения Первой, Лайси устроила настоящий обыск в замке. При этом она умудрилась найти дневник оракула. Тетя передала его в руки отца с усмешкой гиены, ожидающей немедленной расправы над своей жертвой.

Но Лайси ошиблась в расчетах. Зря она ожидала наказания племянника. Содержимое дневника лорда не волновало, как и все, что делал и чувствовал его сын. Исписанные мелким почерком страницы были брошены в огонь. Единственно ценным лорд Морисмерт счел видения сына, описанные в дневнике.

Да, именно тогда после двух недель голода, и медленного возвращения к реальности, Второй узнал, что и у него тоже есть талант. Но пример сестры научил его, что любой дар в их семье может стать проклятием.

Каберт Морисмерт ждал от своего сына — оракула результатов. План, который рухнул по вине глупого мальчишки, снова был в силе, претерпев некоторые изменения. Юный оракул оставался лишь пешкой в этой шахматной партии.

И все же, к нему стали относиться терпимее все обитатели замка. Кроме Лайси, заглядывавшей на огонек, после очередного бурного романа. Их тетя славилась бешеным темпераментом и изощренными кровавыми развлечениями даже по меркам вампиров. С каждым новым визитом, она смотрела на племянника с возрастающим раздражением.

Оракул не мог понять его причину. Ему все чаще приходилось видеть будущее, он предсказывал исход охоты или поединка, чью — то ближайшую смерть или рождение. Но ни одна из этих картин не была связана с Лайси. Она оставалась для него тайной, ключика к которой не хватало.

Но именно Лайси, согласно древней традиции, должна была вывести его в свет.

Оракул долго готовился к этому часу, придирчиво оглядывая себя в зеркало. Узкий галстук перетянул горло, мешая дышать, но отлично гармонировал с парадной формой песочного цвета из смеси кашемира и шерсти. Жилет на тон темнее и приталенные брюки делали его старше. Лицо оставалось бесстрастным как всегда, но глаза, с расширившимися от возбуждения зрачками, выдавали его нетерпение.

Оракулу было страшно. Все древние кланы сегодня представляли своих юных дочерей и сыновей. Ему хотелось думать, что сегодня он займет, наконец, подобающее место в обществе. А позднее, возможно, сумеет заменить сестру.

Когда оракул спускался по длинной мраморной лестнице здания, в котором веками проводились самые торжественные церемонии, сердце забилось чаще, а к щекам прилила кровь.

И даже тетя Лайси, натянутая, точно стрела, не могла испортить ему настроение. По обычаю, она подала ему руку, затянутую в снежно-белую перчатку, но ее ладонь так и норовила выскользнуть из его пальцев, точно считая недостойным прикосновение полукровки.

Скрепя сердце, оракул признал, что в платье цвета чайной розы и с темными, перевитыми лентами, волосами, его тетя была безумно хороша. Её кожа чуть светилась — очевидно, благодаря крови очередной жертвы как раз перед балом. Нить из крупного топаза опоясывала шею и спускалась до полуобнаженной груди.

Ладони Лайси были унизаны фамильными перстнями, оракул старался не смотреть на них. Те сверкали чересчур ярко. Зажмуриться же на ступенях означало потерять равновесие и упасть. Мгновения, которые оракул провел у закрытых дверей, казались ему бесконечно долгими.

Наконец, их пригласили:

— Юный Лорд Морисмерт и госпожа Лайси!

Двери распахнулись, и шум внизу стих. Оракул различил звон бокалов, в которых плескалось совсем не вино, и медленно принялся спускаться, осторожно поддерживая ладонь своей спутницы.

— Посмотрите — ка, это тот самый выкормыш Морисмертов!

— С каких пор в свет стали допускаться детеныши полукровок? Или старики в Совете последнего ума лишились! — Оракул заметил молодого вампира в темно — сером костюме, который прожигал его яростным взглядом. Он стоял со своей юной спутницей, в чьих глаза плескался интерес. И все тот же дикий животный голод.

Страх, который преследовал его с детства, с того самого дня, как отец превратил его в персональный источник крови, вернулся с новой силой. И никакие мысли о вечности не могли сейчас подбодрить юношу.

Да, он действительно попал в центр внимания, но совсем не так, как рассчитывал.

— Говорят, Каберт Морисмерт держал его в подземелье, заставляя питаться прогнившими червивыми трупами. А теперь решил поставить на одну ступень с нами?