Ричард Длинные Руки - курпринц - Гай Юлий Орловский

Принц Сандорин сказал с подъемом:

— Тогда я представлю наш вердикт городским властям Нисьонска. Уверен, они с радостью пойдут нам навстречу, так как подобные зрелища укрепляют городские и прочие власти, а народ лучше запоминает, что законы уважать нужно.

— И вообще, — заметил Альбрехт глубокомысленно, — хорошая казнь привлекает народ больше, чем ярмарка или бродячие актеры.

— Panem et circenses, — согласился я. — Нельзя не отметить воспитательного и культурологического значения публичной казни, особенно с такими милыми деталями, как отрезание на виду у всей публики мошонки.

— Брр-р-р, — сказал Палант.

— Ага, — сказал я удовлетворенно, — представил? Почти ощутил? Ну как себя чувствуешь, расскажи, да с подробностями!

Палант покрутил головой, уже такой же бледный, как и принц Клавель.

— Вот-вот, — сказал я, — сами видите, насколько это важное подспорье культуры и возвышения базовых либеральных ценностей! Так же, как вот примерил к себе Палант, многие в толпе прочувствуют то же самое, это научит их крепче любить родину!

Полдня я разбирался с делами, затем примчался гонец и сообщил, что осужденного уже поместили в тюрьму, суд соберется завтра с утра. Но исход примерно ясен, так как городские плотники уже получили заказ на установку деревянной платформы для красочной публичной казни, а также на полсотни лавок для публики благородного сословия.

— А торговля на местах пирожками, — поинтересовался я, — бутербродами, фруктами?

Гонец посмотрел несколько удивленно.

— Так это сами лавочники подсуетятся, ваше высочество! Все будет. С утра начнут жарить кур, а тесто для сдобных булочек «Утро висельника» начнут замешивать с полуночи, чтобы продавать на площади еще горячими.

Я кивнул с удовлетворением.

— Прекрасно! Люблю, когда даже мелочи в порядке.

Альбрехт подъехал на прекрасном коне с золотистой шерстью, весь в блеске дорогих доспехов из Вестготии, и я невольно вспомнил, что он не просто Альбрехт, а Альбрехт Гуммельсберг из какого-то там древнего и высокого рода, барон Цоллерна и Ротвайля, теперь уже граф, что прибыл ко мне и встал под мою руку с большой дружиной, когда я был беднее его, а своей дружины вообще не имел.

Шлем за ним везет оруженосец, крепкий юноша, мечтающий быть принятым в рыцари, легкий ветерок чуть-чуть шевелит коротко обрезанные волосы Альбрехта, серые глаза смотрят пристально, цепкие и живые. Почему-то я, глядя на него, сразу вижу за этими глазами притаившийся там в укрытии под толстой черепной костью никогда не засыпающий мощный мозг.

Конь его укрыт дорогой попоной, шитой золотом, цвет все тот же кардинальский, яркий и насыщенный, хотя вообще-то многие обожают этот пурпурный оттенок, но Альбрехт ухитряется выбрать самый яркий и насыщенный.

Между ушами коня укреплен на стальном налобнике крохотный султанчик, я перевел взгляд на шлем в руках оруженосца, ну да, там на гребне точно такой же, только покрупнее, Альбрехт весьма старомоден.

Сейчас с плеч графа красиво ниспадает белый плащ с огромным красным крестом, который отныне носит взамен своего ярко-голубого со вздыбленным золотым львом.

— Ваше высочество, — сказал он церемонно, — постучите в меня рожками.

Я приподнял брови.

— Это… как?

— Скажите что-то, — предложил он, — я отвечу некую глупость, вы разозлитесь и начнете доказывать, что все совсем не так, и… поймете.

— Что пойму?

— А то, — ответил он хладнокровно, — над чем ломаете голову. У вас очень уж сосредоточенный вид, вам нужно уметь вести себя скрытнее.

— Я умею, — возразил я, — но только во дворце, а тут вроде бы все свои.

— Чем поднимаетесь выше, — произнес он с сочувствием, — тем своих будет меньше.

— А вот фигу вам, — сказал я зло. — Обстоятельства меняют человека, но и человек меняет обстоятельства! А ломаю голову над загадкой Дональда Дарси…

Он кивнул, ответил незамедлительно:

— Который называет себя разведчиком императора Вильгельма, хотя прибыл из королевства Брандерия, что ничего нам не говорит, ибо скорее всего попросту входит в империю Вильгельма.

— Вот-вот, — сказал я с удовлетворением, — вы сразу все схватываете, как мухоловка какая.

— Могли бы сказать, — ответил он с неудовольствием, — как орел! Или хотя бы сокол, что на лету уток бьет.

— Мухоловка шустрее, — возразил я. — Что-то не состыкуется в его словах, как мыслите?.. Вильгельм отдает свою единственную дочь за Мунтвига, однако его разведчик предупреждает меня, что Мунтвиг начал великий поход на Юг и чтоб я успел принять меры.

— Полагаете, император Вильгельм ведет двойную игру?

— Либо Вильгельм, — сказал я, — задумал нечто хитрое, либо кто-то из близких к императору.

— Начальник королевской разведки?

— Вполне возможно.

— Не ставя в известность императора? — спросил он с сомнением.

Я подумал, предположил:

— Он может не ставить и потому, что это, дескать, мелочь, недостойная внимания императора.

Он поморщил лоб, рассеянно погладил коня по шее.

— Может быть, ничего хитрого. Возможно, Вильгельм просто играет на ослабление соперников. Слишком уж резкое усиление Мунтвига ему точно не понравится, тот перестанет с ним считаться, а то и вовсе вздумает обрушиться всей массой на его земли и попробовать подгрести и его империю под себя. Повод найдется всегда.

— Или хотя бы оторвать пару королевств, — сказал я.

— Вот-вот, — согласился он. — Потому желательно не дать Мунтвигу слишком уж легко расправиться с этим Ричардом, что начал объединять под своей властью земли на юге.

Я подумал, что идеальный вариант для Вильгельма — наша затяжная война с Мунтвигом. Мы можем ослабить друг друга настолько, что сами станем жертвой других хищников, что раньше побаивались нас. Или же наши империи распадутся из-за внутренних трудностей и нежелания вести слишком тяжелые войны.

Альбрехт поглядывает внимательно, но помалкивает, даже не спросил, помогло ли мне стуканье рожками в его твердыню.

— Какая хрень, — сказал я с тоской, — чем занимаюсь?

— Ваше высочество? — спросил он.

— Дурацкая война, — пояснил я горько, — а они все дурацкие, теперь вот эти интриги насчет равновесия сил… когда нужно заниматься флотом, экономикой, экспансией на острова, дальние и ближние! Да что там флот, я уже продумал, как использовать воздушные шары… потом, граф, как-нибудь расскажу, это будет новая эпоха и новый мир… А мы чем занимаемся?

Он коротко усмехнулся.

— Другие бы сказали, занимаемся самым лучшим и нужным делом!