Трон Дураков - Адриан Коул

— Они стали пиратами?

— Совершенно верно.

— А что было с тобой дальше?

— По достижении одного года я перешел в безраздельную собственность Администраторов. За год до моего рождения Хедмар Римун произвел на свет собственного отпрыска, Кванара, который унаследовал его престол и, не останавливаясь на достигнутом, объявил себя Императором. Меня, во избежание неприятностей, упрятали в одном из дальних покоев дворца, где и держали, чтобы со временем, если возникнет такая необходимость, предъявить народу в качестве претендента на престол. Но затея, как тебе известно, не удалась: я сорвался с крючка, когда появился Корбилиан.

— А твои родители?

— Моя мать вместе со своим любовником погибла, как ни странно, в море. Правителем крепости в Теру Манга стал брат Онина. Тебе будет интересно узнать, что он все еще правит там, а зовут его Гондобар — тот самый, с которым мы должны разделить трапезу. — Гайл хихикнул, откровенно забавляясь, что чрезвычайно удивило Сайсифер.

— Так, значит, он приходится тебе дядей!

— Именно так. Но мы никогда друг друга не видели. Какая трогательная нас ожидает встреча!

Сайсифер лихорадочно размышляла.

— Значит ли это, что от твой враг? Как ты думаешь, чего он от тебя хочет?

— Вот это-то я и пытаюсь понять. Думаю, все будет зависеть от моих отношений с Золотым Городом. Видишь ли, несколько лет спустя после смерти моих родителей (Дервик скончался на четыре года позже Лудганны) в Империи разразилась внутренняя война, в результате которой погибли практически все Кранноки. У жены Хедмара была интрижка с его племянником (одна из многих, ибо, сказать по правде, эта дама отличалась пристрастием к юношам), сыном его сестры Эстрин и Колхана Краннока. Хедмар казнил обоих: жену и племянника Илдара. Тогда-то и разразилась война. Труллгуны, которыми в то время правил Даррабан, брат Лудганны, выступили на стороне Римунов. Именно потому Кранноки и потерпели столь сокрушительное поражение.

Даррабан, который и по сей день остается главой династии Труллгунов, по-прежнему поддерживает Императора, хотя и знает, что Кванар настоящий сумасшедший. Я уверен, что он оказал бы поддержку и мне, так как я законный наследник и к тому же его родной племянник! А кроме того, я воплощение давней труллгунской мечты, не так ли?

— Да, в тебе течет кровь Римунов и Труллгунов.

— Вот именно. Так что остается один вопрос — чего же хочет Гондобар?

— Ты знаешь?

— Когда я был пленником в Золотом Городе, у меня был доступ к большому количеству старых документов и летописей. Вообще-то это было очень забавно, ведь Администраторы сделали меня мелким чиновником именно для того, чтобы держать подальше от политики, но как раз мой пост во дворце и помог мне узнать правду о себе самом. Так вот, в тех документах я обнаружил немало интересного и о Гамаварах. Последним, что мне довелось о них читать, был какой-то отчет, из которого явствовало, что Гондобар не вполне удовлетворен своим положением в Теру Манга. Автор документа даже высказывал мнение, что он желал бы примирить Гамаваров и Труллгунов.

Сайсифер на мгновение задумалась, потом откинулась на спинку стула и улыбнулась. Это была первая улыбка, которую Гайл видел на ее лице за много дней. «Ее лицо не создано для печали или трагедии», — подумал он.

— Так может быть, — спросила она, — Гондобар хочет поддержать тебя как законного наследника престола?

— Возможно, но если он это сделает, то тем самым отречется от своего брата, Онина, признает его неправоту. Гамаварам придется просить прощения, а от семьи, где главным достоинством почитается гордость, этого трудно ожидать. Многие из его молодых родственников вряд ли захотят пойти на такое унижение. Не сомневаюсь, что они уже закидали его советами, как поступить со мной и, в частности, с моей головой!

— Значит, они предпочитают независимость?

— Да, но Гондобар может попытаться переубедить их, используя тот аргумент, что если Империя нападет на них, собрав все свои силы, то их ждет поражение еще более разгромное, чем Кранноков. У них ведь нет союзников. Но есть еще одно обстоятельство, которое, боюсь, может оказаться решающим.

Сайсифер увидела, как помрачнело его лицо, резче выступили скулы, и поняла, что страх возвращается.

— Что же это?

— В документах ничего определенного об этом не сказано, так, сплетни какие-то или, скорее, намеки, но, похоже, что у Лудганны и Онина тоже родился сын. Это вполне возможно, времени с момента их побега и до гибели в море прошло достаточно. Этот сын, если он еще жив, должен быть примерно на год моложе меня. Может быть, он и сейчас живет у Гамаваров. Если так, то к чему он будет склонять Гондобара? Станет ли он поддерживать меня, своего сводного брата?

— Думаешь, нет?

Он энергично потряс головой.

— Для него выступить в мою поддержку означает признать позор матери. А он Гамавар, и главное для него — гордость и честь. Если он жив, то у меня есть все причины опасаться его вражды.

— Но, может статься, он умер много лет назад.

Гайл усмехнулся:

— Может, и так, а может, он женился и народил с полдюжины сыновей! Эти Гамавары плодятся как кролики. Да и как иначе, когда они воюют со всем белым светом, и только от плодовитости их женщин зависит само выживание семьи. Ну, как бы там ни было, скоро мы все узнаем.

Оба умолкли, обдумывая историю, которую поведал Гайл, и пытаясь угадать, как давно прошедшие события повлияют на их теперешнее положение.

Ключ заскрежетал в замке, и в каюту с высокомерным видом вошел Ранновик. «Наверное, — подумал Гайл, — он все же решил, что ни один из нас не достоин его уважения». Пират склонил голову в издевательском поклоне и обнажил великолепные зубы в злорадной усмешке.

— Гондобар ждет вас.

— Мы польщены, — ответил Гайл, встал и подал руку Сайсифер. Девушка поднялась, стараясь не глядеть на Ранновика, чей интерес к ней становился все более и более явным.

Их отвели в другую каюту, немного больше и наряднее первой. Навстречу им из-за стола поднялся мужчина, по знаку которого Ранновик и еще один сопровождавший их пират скрылись за дверью. Гайл и Сайсифер оказались один на один с главой дома Гамаваров. Его наружность крайне поразила обоих, хотя они и старались не подавать виду. Гайл знал, что его дядюшке должно быть лет около пятидесяти, однако стоявший перед ним мужчина выглядел глубоким стариком. Его лицо, почти дочерна обожженное солнцем и выдубленное соленым морским ветром, покрывала сеть морщинок и мелких шрамов. Невысокого роста, но широкий в плечах, он был когда-то могучим воином, однако теперь яркая одежда мешком висела на его иссохшем теле. Его потухшие глаза глубоко запали, рот скрывала густая борода, спускавшаяся ему на грудь, в ушах сверкали драгоценные камни, выглядевшие на этом живом трупе совсем неуместно. Редкие седые волосы, явно давно Pie чесанные, дополняли картину.