Взлет Андромеды - Влад Савин

– Война – говорил русский советник, Ван Михалыч – мы больше были озабочены, чтобы помочь вам с военными кадрами. А с гражданскими специалистами даже в Пекине не густо.

Армии приходилось брать на довольствие – хотя бы тех, кого мобилизовывали «на трудфронт». Их кормили, и выдавали плату в пекинских юанях, а кому-то даже в советских рублях. Гоминьдановские бумажки даже до освобождения не стоили почти ничего, истинными деньгами считались американские доллары, на них и сейчас торговали из-под полы. А огромная масса сельского населения этих денег и не видела, торгуя за натуральный обмен… или за совсем другое. «Опиомокурение повальное – целые деревни, включая подростков и кормящих матерей. Власть не только с этим не борется, но напротив, поощряет, например выдавая зарплату шахтерам и работникам мастерских не деньгами, а опиумом. У крестьян же выращивание опиума стало самым частым и выгодным занятием, даже в ущерб прочим сельскохозяйственным культурам». Этого не было в Маньчжурии, еще с времен японцев, с этим боролись на Севере и советские, и Ван Мин – за распространение смерть, за употребление тяжкое наказание. Здесь же это цвело пышным цветом – и даже в Шанхае в окраинных кварталах на улицах можно было видеть множество «зомбяков» (как их называл Учитель), существ непонятного возраста и пола, похожих на живых мертвецов.

– Медицина тут бессильна – сказал Иван Данилович, подполковник советской медицинской службы – опиумного наркомана с большим стажем употребления вытянуть теоретически можно, но это индивидуальный и очень дорогостоящий процесс.

Маньчжурия все больше была похожа на провинцию СССР – там работали заводы, каких прежде никогда не видел Китай: автомобильный, тракторный, станкостроение, нефтеперегонка, даже авиазавод уже появился в Харбине, там массово делали Ан-2 (очень полезная машина в китайской глубинке). Русские не строили колониальную империю – а искренне считали китайцев равными себе. Что, зная историю, открывало блестящие перспективы. Тысячи лет Китай не столько сопротивлялся соседям, как принимал и переваривал их – хуннов, монголов, маньчжур – может быть за века переварил бы и японских варваров. И как знать, что будет лет через двести, триста – если китайские мотивы, культура, уже стали популярны в Москве? Китайские рестораны, китайские чайные церемонии, китайские мотивы в одежде (даже Госпожа Лазарева дома носит шелковый халат с драконами и змеями, а на улицу выходит с зонтом, украшенным китайским узором). А уж русский культ уважения к учености – высший признак добродетели. И если процесс пойдет дальше – что увидят потомки, громадную единую Империю, от Рейна до Владивостока, и от норвежских фиордов до вьетнамских джунглей? И это будет сила, перед которой никто не сможет устоять в этом мире!

Мечты, мечты. Но на пути к их воплощению – орды этих никчемных! Кадры решают все – слова советского Императора Сталина – отчего в Маньчжурии советский порядок и советская республика, а в Пекине, не говоря уже о землях между двумя Великими Реками, этого пока нет? Нет грамотных, подготовленных, сознательных людей – зато громадное количество человеческих отбросов. И, как часто бывает в Смуту, все лишние и никчемные сбежались из деревни в города, в надежде как-то прокормиться. Народная армия застала Шанхай переполненным какой-то крысиной ордой, готовой ограбить и сожрать все, что было доступно. Ни один склад, ни одно хранилище чего-то ценного, а особенно съестного, не мог уцелеть без армейской охраны – получившей приказ, стрелять на поражение без всяких церемоний. И как лепить прекрасную статую коммунизма – из такого гнилого материала?!

Что ж – процветание не построить в белых перчатках. И Юншен хорошо помнил «фильтр» на Севере в котором он сам когда-то побывал. Так и тут – всех образованных, владеющих профессией и желающих работать, брали на учет, выделяли паек и жилье (хоть комнату или койку в казарме), и приставляли к делу – хотя и тут не все было гладко: такие люди нередко обитали в бывшем сеттльменте, европейском квартале, куда после изгнания японцев успело вернуться какое-то число мутной публики из Европы и США, да и после Освобождения не уехали консульства, «чтобы защищать интересы своих граждан», настоящие гнезда вражеского шпионажа и пропаганды – и местные прихвостни наверняка такие же! И пришлось (по строгому требованию из Москвы!) взять эти представительства под охрану – но никто не запрещал сказать белым господам, что выходить в город им настоятельно не рекомендуется, иначе совершенно не гарантирована их безопасность, столько бандитов сейчас в Шанхае развелось!

Хотя с бандами успешно боролись, «множили на ноль», как сказал бы Учитель – облавы, патрули, пойманных воров, мародеров и убийц расстреливали на месте. Выросшие на окраинах кварталы жуткого вида лачуг – сжигали огнеметами, дав их обитателям пять минут чтобы унести ноги… в тесные объятия Тех Кто Надо, для последующей сортировки. Бесполезных, никчемных – отправляли в… Кто сказал «концлагеря» – пройдемте туда же! Не фабрики смерти, где из людей варили мыло – а всего лишь «фильтры», откуда можно было выйти, доказав что являешься полезным членом общества. Ну а о тех, кто был недоволен новой властью, а значит, мог стать бунтовщиком – не стоило и жалеть. Как и о «живых мертвецах», кому опиум давно заменил душу.

Однако же, их было слишком много. Лагеря были уже переполнены – а с каждой облавой туда гнали все новые партии: казалось, что любители опиума множатся делением, как амебы. При том, что это не-человеки даже на работу выходить не могли – а значит, их приходилось кормить задаром! Ли Юншен старался, по образу Учителя, всегда носить маску беспристрастности – но заметил, что его охватывает ненависть при чтении очередного рапорта о числе отловленных нелюдей, которые своим гнусным пороком встали на пути величия Новой Империи – я не доживу, но мои внуки и правнуки? Хоть бы завтра исчезли без следа – те, кто не признает коммунистический порядок, «кто не работает, тот не ест»!

– В чем проблема, наш повелитель? Можем ли мы помочь тебе советом? Мудростью, что научила нас сама Госпожа Анна в Москве!

Сестры Лан и Кианг – «роза» и «орхидея». Спутницы Юншена, уже пять лет.

Лань («орхидея») и Киан («роза»), сестры-китаянки.

Тяжек путь бродячей собаки, которую все гонят и бьют. Сладок и легок – путь тех, перед кем склоняются в поклоне.

Когда японские дьяволы убили наших родителей, мы нашли еду и кров в доме госпожи Минчжу, нашей дальней родственницы. За это она учила нас «правильному поведению и подобающим манерам», приказывая бить бамбуковой палкой за самое малое нарушение. Мы близняшки – и потому, если госпожа Минчжу не могла узнать, кто из нас провинился, то била нас обеих. Тогда та из нас, кто первой попадалась ей на глаза, стала признаваться – «я это сделала», чтобы спасти от избиения другую. Так мы поняли, что в этом жестоком мире можем положиться лишь друг на друга.

Война не прекращалась, пришел и голод. Госпожа Минчжу выгнала нас как собак – сказав, что не может больше кормить, хотя мы ели совсем немного. И мы пошли куда глаза глядят – туда, где любой встречный мог безнаказанно нас убить. Что мы пережили за тот год, рассказывать не будем. И чем мы зарабатывали на чашку риса – тоже.