Искра Зла - Андрей Дай

Примучились Малоскольские да Каменьские князья по перелескам на выручку соседу скакать. Сами-то велиградцы мастера добрые, торговцы умелые, рудознатцы великие, а вот воины в большинстве не ахти. Сказывают, и знаменитый велиградский кулачный бой оттого возник, что красоту лиц друг другу по праздникам подправить они всей душой. Но стоит ворогу с железом в руках заявиться и куда с голой пяткой на меч каленый?

Вот однажды и пришли ходоки в Камень, к повелителю тамошнему, просить дружину малую и сына младшенького, чтоб в городе мастеров с охраной сел. Не под руку просились, а под стражу. За услугу такую обещано было воинов с княжичем кормить, поить, одевать и привечать, а родителю зарок — пока младший в Велиграде стены бережет, купцы каменьские без пошлин и налогов торговать там смогут. Большой прибыток торговым гостям в том был, да и владыке западного соседского града хорошо. И сын с почетом при деле, и в мошну монетки капают.

С тех пор так и повелось. Потому и не приходилось мне раньше в подгорном городке бывать. В Камень к князю с отцом заезжали и про восточного соседа поговорили. Заботы свои, только городка касающиеся, велиградцы сами разрешали. Совет Мастеров созывали, судились-рядились, как торговцы на ярмарке, да и к согласию приходили. Но если всей орейской земли дело было, тут уж и княжич посаженный, который к отцу всегда прислушивался, голос имел…

А так-то богат был мастеровой град. Руду из недр окрестных гор в предместьях на слитки плавили. И железные, и медные, и серебряные. Неприглядными, похожими на шлак кусками — сталь для оружия пригодная. Речки все и ручьи, что с горных снегов стекали, здоровенные колеса крутили, к которым мехи плавильные присоединены. Купцы сказывали, когда ветер с востока в Велиграде дует, совсем дыханье спирает от дыма с чадом, да от газов каких-то, болотом смердящих.

Пока же, не преодолев и половины пути, наш маленький отряд шагом ехал по прекрасно укатанному тракту. Мимо веселых, умытых недавним дождем березовых перелесков, в одуряющем аромате листвы и свежей травы. Ярко светило солнце, пели птицы, и на душе было как-то чинно и радостно.

И от этого вид грустного лица Инчуты, прямо резал глаз.

— По Светоланке соскучился, или штаны жмут? — поинтересовался я, пристроив соловушку рядом с конем лучника.

— Да глянь, какая благодать-то вокруг, — вздохнул парень. — Лето в разгаре… Бабочка вон белобрысая порхнула. Жаворонки неба высь мерят…

— Ну, да…

— Я малой был совсем. Мы со стрельцом тем, что на поле боя полег, у лабазов купеческих носы друг дружке расквасили. Вон оно как выходит! Тогда-то оба рюшку с носов сопливых утирали, а ныне я один птиц полет зрю…

— Надеюсь, в Краю Предков ему не хуже, чем тебе здесь…

— Хорошо б коли так, — слегка улыбнулся Инчута. — Купец один рассказывал, мол, есть в дальней земле место, где люди верят, будто, умерев, возрождаются заново. В младенчике…

Конь всхрапывал, косил большим лиловым глазом на кобылку и пригарцовывал. Стрельцу приходилось постоянно подправлять поводьями его неровный шаг. Соловушка сонно прикрыла глаза и коварно посматривала из-под длинных коровьих ресниц.

— И будто бы, как ты жизнь прожил, сколь добра сделал — измеряется. Ежели скотом в людском обличье жил, правды не ведал, так и возродишься в нищего или раба. А коли по-человечески прожил и память добрую оставил, так и князем можешь стать!

— Забавно, — покачал я головой. — Чего только не придумают…

— Давно хотел спросить, — вдруг засмущался ученик. — Люди говорят, ты Басру Парелева тоже сказочным называл?

— Ну да, — согласился я. — Про Спящих-то мы все точно знаем. И что были, и что по земле нашей ходили и людям помогали. И что силы были невероятной — одной рукой горы выращивали или стирали и в степь обращали. И про камни Следов Спящих все ведают. Оттого и знак в нем разглядели, что пробуждения ждали. А про Басру чужестранного чего знаем? Кто его встречал? Кому он помог?

— А вот мы сейчас братца Парельца и повыспросим, — весело воскликнул Инчута, шпорами срывая заигрывавшего коня с места и уносясь к хвосту колонны, где бултыхался на смирном муле спутник принца.

Придержав лошадку, я дождался, когда кому-то-брат и рыскавший вокруг и рядом лучник подъедут ближе.

— …Ты же жрец, — уговаривал парень, пыхтящего Пареля. — Суть — служитель. Так послужи своему Богу, расскажи о деяниях евойных!

— Чтоб ты понимал, варвар, — обмахиваясь куском ткани, жрец казался незыблемым утесом. — Рассказывать тебе о Всеблагом Господе нашем, Басре, то же самое, что козла обрядить в дружинную бронь да на битву пустить.

— А ну пару раз, мож, кого и боднет, — громко смеялся воин. — Да и я, мож, умишком раскину и кой-чего однова из десятки и разумею!

— Просто ему нечего рассказывать, — поддержал я Инчуту. — Спящие среди нас ходили и чудеса являли любому, кто просить смел. И кто помощь какую спрашивал, все получали с избытком.

— Басра не стал бы фокусы показывать, — привычно ткнул пальцем в небо жрец. — И злато-серебро, как бросившие нас Создатели, тоже не раздавал! Ибо верит в человеков и любит. А кого любят, тому не монеты суют, будто милостыню нищим, а плечо подставляют.

— Так кто же таков — твой бог? Брат ли, или сын Спящим? И с нами ли, али тоже бросил и ушел? Имперцы уж лет сто о новом боге речи ведут, а искра в камне только вот появилась…

— В книге откровений Миразма Святого, сказано, что Басра — суть тело мира сего и есть. И мы все, твари бессловесные и человеки, на и внутри Его обитаем. Имя же благостное еще Создателями всего сущего, ныне Спящими, дадено миру всему этому. И промеж собой, как старцы святые рекут, Создатели землю всю нашу общую Миром Басры звали.

— Это как же? — заразительно заржал кто-то из дружинников. — По-твоему выходит, мы в пузе божка твоего обитаем?! Ты намекни ему там, как следующий раз будешь ему поклоны класть, чтоб горох не ел… А то мало ли чего выйдет…

Скучающие в походе воины так смеялись, что окрестные галки с пронзительными криками ордой взлетели с ближних деревьев. И закружили вокруг, издали похожие на стаю ворон, что всегда соседствует большому горю.

«Нужно будет поговорить подробнее с Парелем», — решил я. И, погладив соловушку по шее, пустил ее ровной иноходью в голову колонны.

Разговора не получалось. Нас даже в дом не пригласили, прямо у порога вывалив Ратомиру новые условия участия Велиграда в походе.

— Если я и этот ваш зарок выполню, сколько еще будет? — вспылил наконец принц.

— Сколь надо, столько и будет, — оскалился один из троих, увешанных цепями с побрякушками представителей Совета Мастеров, что вышли нам навстречу. — Ныне мы сами себе голова. И сами впредь решать будем. Не чужеземцам теперича наши судьбы вершить!

Город бурлил, как подвешенный над огнем котелок. Мастерские и лавки оказались закрытыми. Высоченные трубы плавилен, словно зимние деревья, торчащие над крышами домов, не дымили. Подворотни утопали в грудах мусора. Горожане праздно шатались по улицам, собираясь в толпы на перекрестках и площадях, на обширных речных причалах. Даже днем горело множество костров. Кое-где прямо на мостовой стояли бочки с пивом, вином или мутным и весьма хмельным напитком, выгоняемым туземцами из пшеничной бражки — самогоном. Из сумрачных переулков раздавались звуки разгульных попоек или даже «держи вора». Тем не менее ни одного стражника мы так и не встретили.