Нарко. Коготь ягуара - Джефф Мариотт

Отец печально покачал головой, потупив взор.

– То, что ты вообще мог сделать подобное заявление, означает, что тебе попросту не понять, – проронил он. – Не знаю, как ты дошел до такого.

И пошел прочь. С той поры они не перемолвились даже словом. Им никогда не охватить умом масштабов содеянного Агиларом, а он не может даже попытаться этого объяснить. А поскольку сами они этого не испытали – его родители пережили La Violencia, но ни разу не отнимали человеческой жизни, – между ним и ими разверзлась непреодолимая пропасть. Он не виделся даже с людьми, с которыми они с Луизой дружили, и не встречался со знакомыми по академии.

Отныне его жизнь нерасторжима с жизнью Эскобара. Его единственными друзьями стали sicarios дона Пабло. Ничего, годится. Они его понимают.

* * *

Неделя мелькала за неделей сплошным смазанным пятном крови и насилия, разжигаемых алкоголем, дурью и адреналином. Спал Агилар мало. На работу он являлся взъерошенным и рассеянным. И лишь делая свое дело с людьми Эскобара, по-настоящему чувствовал, что сердце бьется, а легкие дышат. Просто поразительно, с какой кристальной ясностью ощущаешь собственную жизнь, когда отнимаешь чужую.

Наконец, он явился к Эскобару с просьбой.

– На работе от меня проку мало, – доложил он. – По-моему, меня хотят уволить. Мне больше не доверяют никаких ответственных поручений, и я уж и не знаю, смогу ли там быть вам хоть чем-то полезным.

Они сидели у бассейна в одном из домов Эскобара в Медельине. Особняк был обнесен высокими каменными стенами, выглядевшими так, будто стояли тут веками и смогут простоять еще не один век. Воздух был напоен благоуханием весенних цветов и пронизан жужжанием насекомых и птичьим щебетом. Эскобар спокойно выслушал Агилара, излагавшего положение, в котором оказался.

– Я знал, что это случится, – резюмировал он, когда Агилар закончил. – Удивлен, что на это ушло столько времени.

– На что ушло столько времени? – не понял Агилар.

– Чтобы ты пресытился добропорядочной жизнью. Некоторые называют это честной жизнью, но жить честно – значит реализовать собственный потенциал в полной мере. Ты не создан быть винтиком в какой-то бюрократической машине, Ягуар. Главное назначение полиции – поддерживать статус-кво. Полиция существует, чтобы защищать финансовые интересы олигархов. Защита людей – реальных людей, таких, как твои и мои родные, – для нее всегда на втором месте. Ты видишь, к какой защите мне приходится прибегать постоянно ради безопасности моих родных – это необходимо, потому что полиция не защищает людей вроде нас. В Колумбии приходится заботиться о себе самому, если только ты не рожден в подходящей семье.

Эскобар был только что избран в Палату представителей Колумбии, выступив заместителем Хайро Ортеги, сложившего с себя полномочия сразу же после выборов. Агилар сопровождал парней на некоторых из его выступлений в рамках избирательной кампании, и теперь ему показалось, что это просто очередная речь из возглашенных Эскобаром перед восторженными толпами в ходе последних недель.

И хотя это смахивало на стандартную речь Эскобара, слова его затронули что-то глубоко в душе Агилара. Этот человек прав. Его долг офицера полиции – якобы служить всем гражданам Медельина. Но правда в том, что на деле все обстоит далеко не так. Если ограбят торговца, продающего городским богатеям бриллиантовые перстни, последует массированная полицейская операция. А торговец наверняка застрахован и, лишившись дневной выручки, явно не разорится. Но если ограбят уличного лоточника, отобрав все деньги, заработанные за целую неделю, происшествие удостоится самое бо́льшее отправки одного-единственного офицера, чтобы тот накатал рапорт без каких-либо следствий и последствий. Убийство светской львицы, чей единственный вклад в общественное благосостояние сводится к публикации в газетах ее фотографий в баснословно дорогих платьях, требует немедленных действий; на убийство подростка из трущоб Ла-Эстрельи и глазом не моргнут.

– Вы правы, – заявил Агилар. – Я вижу это что ни день. Полиция служит только богатым. Само собой, нас отправляют на место преступления против бедняков, но только если в это время мы не нужны богачам. А как только понадобимся, мы все бросаем и бежим, аж падаем, только бы угодить. Прям тошно.

– Вот потому-то я и заработал свое состояние, – изрек Эскобар. – Чтобы иметь возможность тратить его на обездоленных. Деревья, которые я рассадил в долине, клиники и классы, парки и футбольные поля – все это для людей. Реальных людей. Многих, а не некоторых.

– Вы хороший человек, дон Пабло.

– Так высоко я не замахиваюсь, – хмыкнул Эскобар. – Я стараюсь, но у меня свои недостатки, как и у любого другого.

– Как бы то ни было… – начал Агилар. И, сглотнув, продолжал: – Я вот думаю, нельзя ли уволиться из полиции и работать на вас. С полной занятостью.

– Конечно, – подтвердил Эскобар. – Я на это надеялся. Но ты должен был сам подгадать момент. Ты должен был узреть, что это тебе подходит, так что я не понукал. И когда же ты намерен это сделать?

– Прямо сразу. Пожалуй, пойду завтра, чтобы сказать, что увольняюсь. Наверно, машину и пистолет потребуют сдать. И бляху.

– Форму оставь себе, если удастся, – сказал Эскобар. – Хотя бы один комплект. Если бляху тебе оставить не позволят, у нас таких пруд пруди, можешь пользоваться. Хоть ты и больше не фараон, временами тебе пригодится выглядеть фараоном.

– Постараюсь. Что-нибудь еще?

– Пригодиться может все, что тебе позволят оставить. Постарайся не сжигать мосты на случай, если нам время от времени потребуется попользоваться твоими тамошними контактами. Но можешь без смущения сказать начальникам, что думаешь. Теперь они ничего тебе не смогут сделать. Как только ты перестанешь в них нуждаться, власть будет в твоих руках, а не в их. Всегда помни это.

– Непременно, – кивнул Агилар.

– И еще одно. Добро пожаловать в семью. Наконец-то.

– Наконец-то, – эхом откликнулся Агилар. Сграбастав его ладонь, Эскобар крепко ее сжал, и Агилар почувствовал себя так, будто вернулся домой после долгой разлуки.

Трое суток спустя Агилар вечером играл в «Galaga»[27] кое с кем из парней в игровом зале особняка, когда Эскобар вошел с выражением на лице сродни паническому.

– У нас проблема, – сказал он.

– Какая, Patron? – поинтересовался Ла Кика.

– Моя племянница – малышка Татиной сестры, Адриана. Ее забрали. Похитили.

– Кто? Партизаны? Картель?

– Не думаю, – покачал головой Эскобар. – Нет. Нет, мужик в маленькой синей машине. Она шла домой из школы. Мальчонка из ее класса видел ее впереди. Рядом с ней остановилась синяя машина, человек в машине что-то ей сказал, и она села в машину. Он упомянул об этом матери, когда вернулся домой, а она позвонила Дайанне – сестре Таты. Дайанна уже места себе не находила из-за задержки Адрианы.