Обманчивая тишина - Александр Александрович Лукин

Славин тогда поднял меня среди ночи. Мы подробно обсудили ситуацию. Мне сдавалось, что дача в Дубках — последнее нижнелиманское звено. Пожалуй, именно с этой дачи документы, которые достает Рита Лазенко, отправятся в дальний путь. Кто же их повезет? Мы решили, что завтра же Славин переключит внимание с дочки на папу. Увы, Лилю ожидало большое разочарование: вечеринка пройдет без Лени Славина, у которого появится «срочная работа». На дачу за Иваном Михайловичем со Славиным я поеду сам.

Но утром пятого августа нас подстерегала неожиданность.

По дороге на службу Шевцов заглянул в железнодорожную кассу. Славин вошел вслед за ним и установил: инженер взял билет на вечерний скорый! До Харькова!

«Вот так номер! — сказал я, узнав это. — Похоже, что дражайший Иван Михайлович своих семейных дурачит. Ни на какую дачу он не собирается, а?» Славин хмыкнул: «А может, он и туда и сюда?» «Черт его знает, что это за кульбит. Ну ладно, пусть он жену и Лилю водит за нос, это его личное дело, лишь бы не провел нас. Сделаем так: ты, Славин, не отпускай Шевцова от себя ни на шаг. Если он и вправду поедет в Дубки, жми за ним, отправится оттуда на вокзал — тоже за ним. А я — к поезду. Буду ждать инженера там. Приготовься к путешествию. Но куда же он хочет ехать?» «Порассуждаем?» — спросил Славин. «Вот именно».

Мы поколдовали над расписанием, сопоставили прибытия и отправления поездов по всем станциям магистрали Нижнелиманск — Харьков, где останавливался скорый поезд, и решили, что Шевцов, если и вправду поедет, должен сойти в Зиминке, и нигде больше. Только оттуда скорым Киев — Нижнелиманск он поспевал обратно к началу рабочего дня седьмого августа.

Я помчался к Захаряну и, посоветовавшись по телефону с Одессой, с Нилиным, срочно дал знать в транспортное ГПУ Зиминки и на всякий случай — в Харьков и Москву. Нам нужна была серьезная помощь. Захарян выказал максимум расторопности и энергии: мне быстро соорудили документы на имя экспедитора Сахаротреста Саенко, снабдили домашней снедью.

Что касается Славина, то ему, бедняге, в этот день пришлось ой как несладко! На автобус, идущий в Дубки, Шевцова провожала Лиля, которую Славин уже успел огорчить своей неожиданной «срочной работой». Ему пришлось мобилизовать всю свою сметку и увертливость, чтобы девушка его не заметила. Словом, в автобус Славин прыгал на ходу. А через остановку пришлось опять же на ходу выпрыгивать! Потому что инженер Иван Михайлович Шевцов и не думал ехать на дачу. Внезапно, словно вспомнив, что забыл что-то дома, он сорвался с места и выскочил из автобуса. Дойдя до ближайшего трамвая, он сел в вагон и отправился на вокзал: до отхода поезда оставалось совсем немного.

Итак, дачи никакой не было…

В Зиминке Славин и его напарник Денис Свидерский последовали за Шевцовым на железнодорожный телеграф. Там инженер взял стопочку бланков и, устроившись у стола, стал составлять текст какой-то телеграммы. К тому же столу подошел высокий, еще молодой мужчина и, выбрав из нескольких ручек, лежавших на столе, одну по вкусу, попросил у Шевцова бланк. «Сделайте одолжение, — отвечал тот, — хоть два. Но они пропускают черные чернила». «Лишь бы не красные», — сказал высокий. Шевцов передал ему несколько бланков, и Славин ясно увидел, что вместе с ними высокий получил какой-то конверт. Больше Шевцов и незнакомец не разговаривали. Высокий, заполнив бланк, опустил его вместе с остальными бланками и конвертом в карман и ушел. Славин отправил за ним Свидерского, а сам имел удовольствие наблюдать, как через несколько минут, тоже не отправив никакой телеграммы, покинул телеграф и Шевцов. Славин проводил его до гостиницы и остался там дежурить.

Незнакомец же, погуляв по вокзалу, дождался поезда Одесса — Москва и сел в мягкий вагон. Денис Свидерский с сотрудником Зиминского ТОГПУ отправился за ним в том же вагоне…

В общем, Славин честно заработал любые благодарственные слова. Но я сказал наставительно:

— Помни народную мудрость: не хвались… Друзья, — перебил я себя, — как непосредственный начальник призываю вас: не демобилизуйтесь! Главное еще впереди.

— Да-а… — Славин проницательно посмотрел на меня. — С вами, Алексей Алексеич, я бы не поменялся: к Лисюку с докладом ехать.

— Хватит! — оборвал я. — У тебя нет чувства меры. И потом, мы со щитом, а не на щите.

…Вечером я был уже в Одессе.

38. Самокритика против нескромности

Утром, одетый строго по форме, я явился на улицу Энгельса, в особняк бывший Маразли.

Каюсь, у меня была трусоватая мысль зайти сперва к Петру Фадеевичу Нилину и отправиться к начальнику вместе с ним. Но мне стало стыдно; тут же отбросив ее, я распахнул дверь с табличкой «Начальник управления» и попросил секретаря доложить. Секретарь скрылся в кабинете Лисюка и тут же вынырнул:

— Пожалуйста, товарищ Каротин.

Я не поверил своим глазам: начальник управления встал из-за своего стола и, протянув вперед руки, двинулся мне навстречу. Через весь свой просторный пустой кабинет. Сочные губы Семена Афанасьевича Лисюка улыбались. Это было настолько неожиданно, что я непроизвольно обернулся: может, все это радушие адресовано не мне? Однако позади меня никого не было.

Семен Афанасьевич крепко потряс мне руку, приобняв за плечи, усадил в кресло и сам сел не за стол, а в кресло напротив, так что его плотно обтянутые диагоналем круглые колени касались моих. Привстав, он нажал кнопку. Бесшумно появился секретарь.

— Попросите товарища Нилина ко мне.

Секретарь молча кивнул и исчез.

— Рад тебя видеть, Алексей Алексеич. (О, это небывалое «ты»! Час от часу не легче!) — Прежде чем займемся делом, хочу сказать тебе сразу, в порядке самокритики. Сам знаешь, самокритика — высшее качество большевика. Так вот, скажу тебе