Хроника одного побега - Сергей Зверев

— Я могу постелить вам и дома, — сладким голосом, словно на что-то намекал, произнес хозяин. — Но мой вам совет — лучше спать на улице, — и он показал на подушки, сложенные аккуратной горкой в самом углу помоста.

— А помыться? — напомнила Камилла.

— С водой в Абу-эд-Духуре сложно, — признался Ассаф, и по его хитрым глазам было понятно, что он набивает дополнительную цену.

— Мы заплатим, — пообещала Бартеньева и посмотрела на Ключникова, ведь все-таки это он был ответственный сегодня за финансы.

Ассаф вздохнул, будто ему предстояло расстаться с чем-то очень ценным и важным для его жизни.

— У меня есть только питьевая вода в бутылках. По два галлона каждая. Это вам обойдется… — он поскреб пятерней затылок, прикидывая, какую бы цену заломить.

Воду он не покупал, она досталась ему из «гуманитарки».

— Двадцать долларов, — сказал Ключников таким тоном, что сразу дал понять — больше из него не вытянешь, после чего положил на ковер четыре купюры по пять долларов.

Ассаф не решился экспериментировать еще раз, чтобы не лишиться пятерки. Сразу же сгреб деньги и сунул их в карман рубашки.

— У нас у всех сегодня удачный день, — произнес Ключников с улыбкой. — Если бы у вас еще нашлось спиртное…

— Чего нет, того нет, — честно признался хозяин дома. — Вот разве что «травку» могу предложить. Она у меня отличная.

— А вот тут уже мы откажемся, — развел руками Данила. — Не употребляем.

Ассаф щелкнул зажигалкой. Засветилась керосиновая коптилка, сделанная из гильзы от артиллерийского снаряда.

— Вы тут устраивайтесь, а я пойду — воду принесу, — предложил хозяин дома.

Данила и его подруга сели прямо на ковры. Стулья на Востоке не в почете. Ноги сложили по-турецки. Данила разлил чай по пиалам — с таким видом, словно разливал шампанское. Есть плов приходилось руками, но и это местная традиция.

— Мы с тобой словно в ресторане. При определенной фантазии можно представить себе, что это не вонючая керосиновая коптилка, а ароматическая свеча, — с наслаждением произнесла женщина, глядя в глаза мужчине. — Ну, что? За удачно прожитый день, — предложила она чайный тост.

Толстостенные пиалы сошлись над подносами с глухим стуком, будто встретились два булыжника. Беглецы сильно проголодались, а потому с ужином покончили быстро. Появился Ассаф. Он тащил четыре прозрачные бутыли с водой. Поставил на помост и бутылочку без всяких надписей.

— Это шампунь, — пояснил он.

Конечно, ярко-красное содержимое было больше похоже на средство для мытья посуды. Но беглецам было все равно. Они бы помылись и стиральным порошком.

— Душа в доме нет, — предупредил Ассаф. — Мы во дворе моемся, — и он показал на дощатый поддон, поставленный прямо у стены, после чего пожелал спокойной ночи и удалился.

Ветер колыхал огонь коптилки. Струйки черного дыма таяли в воздухе.

— Свет выключить? — спросил Данила.

— Пусть будет.

Бартеньева стала раздеваться.

— Фу-ты, черт, одежда потная, к телу липнет.

— О стирке пока можешь забыть. Как-нибудь в другой раз, а то я с ног валюсь от усталости.

Женщина встала на деревянный поддон. Данила поливал ее из бутыли.

— Не боишься, что сейчас хозяин в окно подсматривает? — усмехнулся Ключников.

— А мне теперь все до лампочки. Пусть смотрит — от меня не убудет.

«Средство для мытья посуды» мылилось хорошо. Пена белыми хлопьями летела на землю. Вода утекала через небольшой лоток, проложенный под стеной, на улицу.

— Какое наслаждение! — произнесла Камилла, когда Данила вылил на нее и вторую бутыль — она развела руки, подставив мокрое тело свежему ночному ветерку.

— Я сам управлюсь. А ты иди ложись.

Ключников чувствовал, как с пеной и водой уходит не только грязь, но и усталость. Вместе с ними уходил и страх. В защищенном глинобитными стенами дворике он чувствовал себя на удивление спокойно и свободно.

Воду Данила расходовал экономно. Половину бутыли оставил для питья. Он загасил коптилку и нырнул под довольно-таки свежую простыню. Камилла прижалась к нему.

— Ты не изменяешь своим привычкам. Спишь обнаженная, — проговорил Ключников, целуя подругу в висок.

— Привычкам я изменяю только в тюрьме. Или тогда, когда ты мне изменяешь.

— Это было давно и вообще неправда.

— Давай сегодня просто полежим, — Камилла закрыла глаза. — Мне так хорошо с тобой.

— И мне тоже.

И тут из дома донеслась тихая музыка. Звучал какой-то местный инструмент, название которого ни Ключников, ни Бартеньева не помнили, — что-то вроде лопаты с натянутыми на ней струнами. Заунывная и печальная.

Камилла встрепенулась. Она не сразу узнала эту мелодию. А узнав, засмеялась.

— Ты только послушай, что он играет, — зашептала она.

— «Yesterday» — «Beatles», — улыбнулся Ключников. — Вот уж не думал, что у Ассафа такой хороший музыкальный вкус.

Мужчина и женщина лежали рядом в полудреме. А хозяин дома продолжал играть, добавляя к гениальной, всемирно известной мелодии свои чисто восточные мотивы. Под эту музыку беглецы и заснули.

«…ярко горел костер из толстых суковатых поленьев. Языки пламени гудели, тянулись вверх, как светящиеся щупальца невиданного чудовища. Дым поднимался к высоким сводам большой пещеры и уходил в каменный коридор. Призрачные тени плясали по стенам, на которых местами виднелись рисунки, сделанные еще людьми в доисторические времена: охотники с луками и копьями загоняли дичь. На земле был расстелен большой грязный ковер, уставленный снедью. На большом латунном блюде золотился зажаренный целиком барашек. Чернел огромный котел с пловом. Овощи, фрукты, кувшины с шербетом — они поблескивали, отражая пламя гудящего костра.

Вокруг ковра расположились бородатые, давно не мытые, отвратительного вида боевики. Ели они руками, громко чавкая. А мясо с запеченного барана отрезали широкими тесаками — теми самыми, какими в другое время добивали своих врагов. Главарь боевиков взял нечищенную луковицу и откусил от нее, как от яблока. Смачно захрустел, звучно отрыгнул и недобро прищурился на двух пленников — молодых мужчину и женщину славянской внешности. На женщине был перепачканный, забрызганный кровью медицинский халат. На мужчине — порванная майка с российским триколором и англоязычной надписью «I love Russia».

Несмотря на бедственное положение, в котором находились пленники, у женщины были аккуратно накрашены глаза и губы. Руки у заложников за спинами туго стягивали грубые веревки. Вооруженные до зубов бандиты хохотали, жрали, пили и, странное дело, переговаривались между собой по-русски. Наверное, для того, чтобы заложники могли понять, о чем идет речь.