Крымский гамбит. Трагедия и слава Черноморского флота - Олег Грейгъ

Услышав о наказании, советские граждане сразу становились послушными, и безоговорочно принимали все указы и распоряжения. С годами это стало основным рефлексом советскогохомо сапиенса. С этого момента «нестыдное», как массовое движение, исчезло само собой.

В жаркую летнюю ночь 1941 г. Вторая мировая война докатилась до российского Крыма… И обстоятельства — в который уж раз! — испытывали Черноморский флот на прочность…

«Первым принял удар на себя Севастополь. Пускай другие вступили в бой лишь на час-другой позднее, но они уже знали: враг напал на нашу Родину, а война началась! — так описывал последовательность событий нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов в книге «Накануне». — Севастополь встретил нападение подготовленным. Командованию флота пришлось самому принять решение об открытии огня. Стоит еще раз напомнить о том, что лишь за неделю до этого всех нас заверяли: война не предвидится, разговоры о ней — провокация, чтобы понять, как драматична была обстановка в ту ночь и какое внутреннее торможение, колебание, неуверенность должны были преодолеть в себе люди, прежде чем твердо и мужественно отдать такой приказ.

Впоследствии мне рассказали, что в ту субботу, как и в предыдущие дни, корабли стояли в Севастопольской бухте рассредоточено, с оружием, готовыми к действию. Они были затемнены, и с берега нельзя было различить их силуэты на черной воде. Но город вечером 21 июня еще сверкал огнями. Бульвары и сады переполнила праздничная нарядная публика. «Казалось, ничто не предвещало трагических событий» — так написал об этом вечере Н. Т. Рыбалко, бывший в те часы оперативным дежурным по штабу Черноморского флота.

Около 23 часов в комнату оперативного дежурного заглянул начальник штаба флота контр-адмирал И. Д. Елисеев.

— На несколько минут отлучусь домой, — сказал он.

Н. Т. Рыбалко вновь увидел контр-адмирала меньше чем через два часа, когда тот быстро вошел в комнату дежурного, держа в руках телеграмму.

«Я ее помню дословно, — пишет Н. Т. Рыбалко, — только не ручаюсь за то, в каком порядке были перечислены флоты». Вот эта телеграмма: «СФ, КБФ, ЧФ, ПВФ, ДВФ. Оперативная готовность № 1 немедленно. Кузнецов».

Сразу же главной базе был дан сигнал «Большой сбор». И город огласился ревом сирен, сигнальными выстрелами батарей. Заговорили рупоры, городской радиотрансляционной сети, передавая сигналы тревоги. На улицах появились моряки, они бежали к своим кораблям…»

Заметим: приказ об оперативной готовности № 1 был отдан всего за несколько часов до начала войны! Это ли не свидетельство стратегического предвидения, исходя из анализа военно-политической обстановки, и, безусловно, военного таланта этого выдающегося адмирала, коим являлся Н. Г. Кузнецов…

Вот он пишет далее: «3 часа 07 минут. Немецкие самолеты подходили к Севастополю крадучись, на небольшой высоте. Вдруг сразу вспыхнули прожектора, яркие лучи стали шарить по небу. Заговорили зенитные орудия береговых батарей и кораблей. Несколько самолетов загорелись и начали падать. Другие торопились сбросить свой груз. У них была задача заблокировать корабли в бухтах Севастополя, не дать им возможности выйти в море. Противнику это не удалось. Мины упали не на фарватер, а на берег. Часть попала в город и взорвалась там, разрушая дома, вызывая пожары и убивая людей.

Мины спускались на парашютах, и многие жители думали, что это выбрасывается воздушный десант. В темноте принять мины за солдат было немудрено…налет был отбит, и рассвет 22 июня Севастополь встретил во всеоружии, ощетинившись орудиями, которые смотрели в небо и в море.

В Москве рассвет наступил несколько раньше. В 3 часа было уже все видно. Я прилег на диван, пытаясь представить себе, что происходит на флотах. Глуховатый звонок телефона поднял меня на ноги.

— Докладывает командующий Черноморским флотом.

По необычайно взволнованному голосу вице-адмирала Ф.С. Октябрьского уже понимаю — случилось что-то из ряда вон выходящее.

— На Севастополь совершен воздушный налет. Зенитная артиллерия отражает нападение самолетов. Несколько бомб упало на город…

Смотрю на часы. 3 часа 15 минут. Вот когда началось… У меня уже нет сомнений — война!..»

И как штрих к действиям иных военачальников, чья недальновидность только усугубила ситуацию, приведу пример редкого здравомыслия: генерал-полковник Г. М. Штерн, заступив на должность начальника Управления ПВО Красной Армии, высказался, что Постановление СНК от 20 января 1941 г. «Об организации противовоздушной обороны» и приказ Наркома № 0015 от 14 февраля того же года «О разделении территории СССР на зоны, районы и пункты ПВО» считает… почти вредительскими, и потому выполнять их не собирается (!). Его поддержал и начальник Управления ВВС Рычагов. Штерн считал, что подобные приказы и постановления о ПВО делают всю территорию СССР фактически беззащитной при налетах авиации любого предполагаемого противника. И, значит, Севастополь не был прикрыт, не был обеспечен ПВО страны. А командование ЧФ об этом не позаботилось…

Настало время, когда небольшой флаг с черными и желтыми квадратами, обозначающий на морском языке сигнал воздушной тревоги, стал взвиваться на мачтах Черноморских кораблей по нескольку раз в день.

Нарком позвонил в кабинет Сталина, но Поскребышев сообщил, что того нет и нет никакой возможности соединить Кузнецова с вождем. Николай Герасимович позвонил маршалу С. К. Тимошенко и передал ему слово в слово доклад вице-адмирала Октябрьского. Через несколько минут он вновь звонит Сталину, но из узла связи Кремля сообщают, что его просьбу сказать о том, что бомбят Севастополь, доложат не Сталину, а… кому следует; и доложили наркому внутренних дел о том, что нарком ВМФ ведет панические разговоры, что Севастополь, мол, разрушен. Буквально через несколько минут раздался зуммер аппарата ВЧ, и Кузнецов услышал раздраженное:

— Вы понимаете, что докладываете? — это был голос секретаря ЦК ВКП(б), курировавшего силовые и административные органы страны, Георгия Максимилиановича Маленкова.

— Понимаю, и докладываю со всей персональной ответственностью: началась война.

— Ну, как знаете… — Маленков положил трубку.

Кузнецов понял, что секретарь ЦК не поверил; однако его информация была тут же перепроверена связистами органов НКВД.

Несомненно, Кузнецов с тяжелым сердцем переживал первые часы и дни войны, и наверняка он не раз взвешивал шансы разнообразного течения событий; думал и сопоставлял возможности людей, отвечающих за флота на местах, и во многом отвечающих за то, как те события будут развиваться…

Безусловно, нарком не только анализировал каждого из командующих флотами; он сравнил состояние дел и мощь советского ВМФ с германским кригсмарине (военно-морским флотом), с британским, итальянским и американским флотами, и понимал, что по качественным параметрам это сравнение не в пользу советского флота. И если взять противника — германский флот, то он могуч и имеет высокопрофессиональных офицеров и хороших матросов. И наверняка будет вести войну на международных коммуникациях против флотов США и Великобритании. Об этом говорит и гибель «Худа» в сражении с «Бисмарком».