Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

Кольцов хотел было уже уходить, как вдруг совсем близко отчетливо послышалось:

– Шибче кистью води, а то до утра придется торчать здесь.

– Оно конечно, – негромко ответил второй голос. – Да только руки ломит – с самого свету машем.

Голоса шли откуда-то сверху, наползали один на другой, усиливаясь от этого. Кольцов втиснулся между буфетом и старой софой, снова чиркнул спичкой, поднял ее вверх. По стене тянулась едва заметная извилистая трещина. Постучав по стене, Кольцов почувствовал, что она полая – скорее всего, это был дымоход. На слух определив расположение помещений второго этажа, он понял, что голоса доносятся из большой комнаты, которую генерал Деев наметил для своего кабинета.

Быстро поднявшись на второй этаж, Павел отыскал это помещение. Оно было просторным, большим, с удобным расположением среди многочисленных комнат. Вдоль стены что-то вымерял пожилой офицер связи, а в дверях топтались два солдата с катушками проводов. Двое маляров красили стены.

– Помещение занято, господин поручик! – решительно сказал Кольцов. – Здесь будет кабинет командующего.

– Но генерал Деев, господин капитан, направил меня сюда, – замялся поручик. – Здесь будет…

– Здесь будут апартаменты командующего! – отчеканил Кольцов твердо и надменно, как и полагается адъютанту его превосходительства.

– Но генерал Деев… – опять начал было поручик, но уже безнадежным тоном.

– С генералом Деевым я договорюсь. – И, подождав, пока офицер и солдаты вышли, Кольцов плотно прикрыл дверь и отправился разыскивать Деева.

* * *

27 июня, с утра, едва солнце приподнялось над деревьями, штабные офицеры покинули свои вагоны и с вокзала перебазировались в центр Харькова, на оседлое городское житье. Здание Дворянского собрания наполнилось четким стуком скрипучих офицерских сапог, щеголеватым звоном шпор, вежливым щелканьем каблуков, поскрипыванием портупей, гулом разнообразных голосов.

Полковник Щукин тоже облюбовал себе несколько небольших комнат на первом этаже сообразно своим походным привычкам и неприхотливому, но строгому вкусу. На окнах здесь тоже появились решетки, из кабинета-вагона перекочевали сюда два внушительных стальных сейфа, стол, стулья. И расставлены были так же, как недавно в вагоне. Об этом позаботился капитан Осипов. Он знал: полковник не любил перестановок, подолгу и болезненно привыкая к каждому новому предмету. Равно как не любил и новых людей в штабе и поэтому относился к ним с нескрываемым подозрением и был способен терпеливо, на протяжении многих месяцев, выяснять мельчайшие подробности их жизни.

После того как капитан Осипов доложил о поджоге Ломакинских складов и непосредственном исполнителе этой крупной диверсии Загладине, Щукин сделал какие-то пометки в блокноте и затем спросил, построжев внезапно лицом:

– Что-нибудь узнали о Волине, Кольцове?

– Занимаюсь, господин полковник! Ротмистр Волин, как выяснилось, служил с подполковником Осмоловским. Подполковник отзывается о нем весьма похвально. Однако… – Капитан замялся.

– Что? – нахмурился Щукин и сразу словно отгородился от Осипова.

– Поручик Дудицкий сообщает о странных разговорах ротмистра в плену у Ангела. Не возражал, когда речь зашла о том, чтобы отпустить красных командиров. И потом, после побега… – Под угрюмым взглядом Щукина Осипов все больше сникал, понимая, что излагает только предположения.

– Факты? Мне нужны факты! – настойчиво повторил Щукин.

– Подробности и факты досконально выясняю. Доложу позже, – совсем тихо закончил Осипов.

– Так. Все? – Щукин резко положил руку на стол, как будто припечатал его печатью.

– Капитана Кольцова хорошо знают многие наши офицеры еще по румынскому фронту. Отзываются с похвалой.

Щукин поднял на Осипова глаза, в которых светилось усмешливое недоверие.

– Этого мало, капитан! – сухо сказал полковник и отвернулся, давая понять, что он недоволен своим помощником.

Осипов мысленно выругал себя за то, что поторопился с докладом.

* * *

Ковалевский сидел за овальным столиком в личных покоях с заткнутой за воротник салфеткой. Завтракал.

Кольцов бегло просматривал поступившие за последние часы письма, телеграммы, документы и докладывал командующему:

– Рапорт градоначальника. Просит утвердить штатное расписание комендантской роты и взвода охраны сортировочного лагеря.

– Заготовьте приказ, я подпишу, – благодушно согласился Ковалевский.

– Слушаюсь!.. Рапорт начальника гарнизона Павлограда.

– Что там? – тем же размеренно-ленивым тоном спросил Ковалевский.

– Полковник Рощин жалуется, что генерал Шкуро в пьяном виде ворвался в штаб и потребовал освобождения из-под ареста своего хозяйственника Синягина. Полковник Рощин пишет: «В присутствии офицеров штаба генерал Шкуро кричал на меня: «Мишка, выдай Синягина, а то я из тебя черепаху сделаю!» – прочел Кольцов с почтительной выжидательной веселостью.

Ковалевский тоже улыбнулся:

– В семнадцатом Шкуро, напившись пьяным, вот так же кричал великому князю Дмитрию Павловичу: «Хочешь, Митька, я тебя царем сделаю?!» Великий князь холодно поблагодарил и отказался… А что полковник Рощин?

– Отказался выдать Синягина.

Некоторое время Ковалевский молча управлялся с завтраком и, казалось, забыл о Кольцове, потом со вздохом сожаления сказал:

– Синягина все же придется освободить.

Кольцов с недоумением посмотрел на командующего:

– Но он же вор, Владимир Зенонович! Продал партию английского обмундирования…

– Антон Иванович Деникин просил меня не трогать Шкуро, – доверительно сказал Ковалевский. – По крайней мере до тех пор, пока не возьмем Москву. Заготовьте письмо полковнику Рощину.

– Слушаюсь, Владимир Зенонович! – Кольцов сделал пометку в блокноте.

За дверью зазвонил телефон. Кольцов прошел в кабинет и взял трубку. Звонил полковник Щукин, просил узнать, сможет ли его принять командующий.

– Владимир Зенонович, полковник Щукин! – доложил Кольцов.

– Просите! – отозвался Ковалевский и, тяжело поднявшись с дивана, тоже прошел в кабинет. Мундир на нем висел мешковато, отчего погоны на плечах завалились набок.

Вскоре стремительно вошел Щукин, поздоровался с командующим, потом с Кольцовым.

– Хочу воспользоваться присутствием здесь капитана, – он покосился на Кольцова, – и обратить ваше внимание, Владимир Зенонович, на недопустимость некоторых явлений в штабе.

Ковалевский удивленно поднял голову:

– Нуте-с?

– У вас, Владимир Зенонович, есть личная охрана – конвой, который почему-то никогда вас не сопровождает. Вот и вчера вы разъезжали по улицам в открытом автомобиле лишь с капитаном и шофером. А между тем в городе, особенно на окраинах, совсем не так благополучно, как бы нам хотелось. Много пробольшевистски настроенных элементов. Кроме того, по сообщениям агентуры, в Харькове перед нашим приходом было создано преступное подполье, в котором кроме пропагандистских групп есть и группы боевиков, подготовленных для совершения диверсионных и террористических акций. Мы, конечно, в ближайшее время очистим город, но… – Щукин сделал паузу и повернулся к стоящему навытяжку Кольцову: – Я хотел бы просить вас, господин капитан, в дальнейшем неукоснительно придерживаться правила и вызывать конвой всякий раз, когда командующий будет покидать здание штаба. Это входит в круг ваших прямых обязанностей.