Секрет моей матери - Никола Скотт

— Скорее!

Я пересекла комнату, подхватила сумочку «Hermès» и кучу пластиковых пакетов, а Эндрю тем временем снова опустился в кресло и стал натягивать туфли. Вручив ему его пальто и придав диванным подушкам прежнюю форму, я вытолкала своего друга в сад и плавным движением притворила за собой балконную дверь. Пришлось оставить ее незакрытой, но я знала, что скоро придет миссис Би.

Мы с Эндрю свернули влево и бежали до тех пор, пока не добрались до рододендрона на углу. Здесь в изгороди, разделявшей сад его и моих родителей, был заросший и почти невидимый лаз. Эндрю припустил, явно не желая столкнуться с собственной матерью, которая, едва взглянув на нас двоих, начнет задавать странные вопросы.

Мы остановились только у станции метро. Эндрю, нахмурившись, оглядел свои грязные туфли и мокрый свитер.

— Что случилось? Почему мы не могли уйти по-человечески, через входную дверь? Эдди, рано или поздно тебе придется дать Венетии отпор.

Он произнес это очень сурово, но смягчился, увидев, что я обмякла и мрачно кивнула. Я провела рукой по волосам, пытаясь хоть немного привести их в порядок. В серой утренней тишине решимость, охватившая меня прошлой ночью, куда-то улетучилась, и вместо того, чтобы найти себе новое, совсем другое место в этой бескрайней и постоянно меняющейся вселенной, я попятилась туда, где была всегда, стараясь избегать конфликтов и угождать людям. Сейчас, в свете дня, отказ дежурить у отцовской постели больше не казался мне попыткой самосохранения, а был проявлением самой обыкновенной грубости и бессердечия.

Моего подбородка вдруг коснулись прохладные грубые пальцы. Эндрю заставил меня поднять голову и извлек из кармана платок.

— Ты выглядишь так, словно тебя протащили через изгородь на заднем дворе. В больнице за тобой захотят понаблюдать.

— А меня и в самом деле протащили через изгородь на заднем дворе.

Я попыталась увернуться, чувствуя неловкость из-за вторжения в мое личное пространство, но Эндрю не обратил на это внимания. Он стряхнул с моего плеча мох и закатал рукава моей куртки, чтобы скрыть наиболее заметные намокшие следы.

Над крышами домов и деревьями висела белая морось. Мимо молча брели на работу размытые силуэты. Туманное утро набросило на нас пелену влажного воздуха, похожую на тонкое одеяло, заглушая все звуки, кроме нашего дыхания, и придвигая нас все ближе и ближе друг к другу, пока я не увидела темные круги под глазами у Эндрю и изящный изгиб его губ, чуть тронутых полуулыбкой. Он осторожно прикоснулся к моему лицу, затем убрал назад мои растрепавшиеся волосы, и я невольно расслабилась и потянулась к его улыбке, почувствовала грубую шерсть его рукава на своей щеке, тепло его дыхания на своих полуопущенных веках. Он приобнял меня, а я положила руки ему на плечи. Его лицо было так близко… Но тут я опомнилась и резко оттолкнула Эндрю. Он был моим другом и напарником по кухне. Мы совсем не были… влюблены друг в друга. Что бы это ни означало. Мы не могли быть влюблены друг в друга, потому что были знакомы много лет, на протяжении которых ссорились, делали ошибки. Мы видели друг друга насквозь и не могли стать любовниками. Это было бы странно. Чересчур. Это ни за что бы не сработало.

Мое лицо покраснело. Я попыталась вывернуться из его объятий, но Эндрю не отпускал меня, и тогда я проскользнула под его локтем.

— Как хочешь, — произнес он, и я поспешила ко входу в метро, ища в карманах билет.

Эндрю догнал меня уже на платформе, и я отошла в сторону, стараясь сохранять дистанцию между собой и этим шерстяным свитером, который, кажется, отвлекал меня всякий раз, стоило мне к нему приблизиться. Эндрю больше ничего не сказал насчет того, что — чуть было не — случилось, и пошел вперед, выбирая на платформе не очень многолюдное место.

— А вдруг твой отец живет где-то неподалеку? — размеренным тоном произнес он, сдерживая зевоту. — Я имею в виду Гарри, если он действительно твой отец. Если он был ровесником твоей матери, то наверняка еще жив, я в этом уверен. Думаю, ты сможешь это выяснить, правда?

— Хм… — отозвалась я, пряча кошелек в боковой карман сумки и уклоняясь от столкновения с мужчиной, на спине у которого был большой рюкзак.

— Ты не хочешь поговорить со своим биологическим отцом?

— Учитывая то, что случилось, думаю, в этом нет смысла.

— Ты не знаешь, что случилось на самом деле, — возразил Эндрю.

— Я знаю, что он не поддержал мою маму. И мне это не нравится. Следовательно, он мне тоже не нравится.

— Судя по всему, Фиби захочет на него посмотреть. — Эндрю остановился в конце платформы.

— Знаю. — Я плотнее закуталась в джинсовую куртку, защищаясь от сырого майского воздуха и руки́ Эндрю, которая все еще была слишком близко к моей. — Так странно думать, что мы с ней близнецы. Мы совсем не похожи. У меня все это в голове не укладывается.

— Разнояйцовые близнецы могут быть не похожи друг на друга. — Эндрю топнул ногой. — Господи, как же я ненавижу английскую погоду! Я начинаю жалеть, что отверг марсельский план.

— Клодетт наверняка примет тебя обратно, — хихикнула я.

Он неодобрительно посмотрел на меня — в сумеречном утреннем свете его глаза превратились в синие озера, — а затем покачал головой.

— Нет, между нами все кончено. Мне нужно о многом поразмыслить, и если бы мы с тобой смогли осилить «Le Grand Bleu»…

Эндрю запнулся на слове «поразмыслить», и я почувствовала, что снова краснею. Что бы это ни было, я хотела его остановить, потому что совершенно точно не сумею справиться еще с одним масштабным событием, способным перевернуть мою жизнь.

— Как бы там ни было, — продолжал Эндрю уже обычным тоном, и это меня успокоило, — мне кажется, что люди слишком романтизируют появление близнецов. На самом деле в этом нет ничего такого. Два совершенно разных ребенка находятся вместе в одной матке в течение девяти месяцев, вместо того, чтобы родиться по очереди. Вы с Фиби должны познакомиться поближе. И тебе обязательно нужно позвонить Мерку, когда он вернется.

— Да, — неохотно отозвалась я. — Придется объясниться с ним и извиниться за то, что я не сказала ему правду.

Эндрю вдруг рассмеялся.

— Жаль, что я не слышал этого разговора. Почему ты просто не сказала: «Она умерла. Чем я могу вам помочь?» Честное слово, тебе следует проявлять больше смекалки, Эдди. Ты позволяешь Венетии помыкать тобой, а Грейс — врываться на твою кухню. Говори людям, чего хочешь ты. Они все равно будут любить тебя, понимаешь?

«И начать нужно с „Le Grand Bleu“», — мысленно добавила я. Я отошла от Эндрю на шаг, притворившись, будто высматриваю поезд, однако на самом деле думая о том, кем я являюсь для окружающих меня людей, чего они от меня ожидают, кем они хотят, чтобы я была, и вдруг осознала, что Фиби для меня «tabula rasa». Я совершенно ее не знаю, так же как и она меня, и все же она ждет моего звонка. Почему-то эта мысль очень ободрила меня — я могу быть для кого-то совершенно незнакомым человеком, я могу быть кем угодно, свободной, избавленной от постороннего давления и ожиданий.