Британская монархия в конце XX – начале XXI века - Арина Полякова

Вся суть проблемы необходимости принятия Акта о королевском гранте состояла в том, что традиция Цивильного листа больше не могла соответствовать финансовому положению страны. Исторически, сумма на содержание каждого монарха определялась в самом начале его правления и больше не менялась – так, для королевы Елизаветы II Цивильный лист был определён ещё в 1952 году, сразу после смерти короля Георга VI. Но с тех пор стоимость фунтов стерлингов претерпела многократные изменения, и, таким образом, сумма по Цивильному листу постоянно росла, что вынуждало парламент и министерство финансов его пересматривать всё чаще – в 1970-х годах было принято решение утверждать Цивильный лист не на всё правление монарха, а на ближайшие 10 лет, но и это оказалось затруднительным; в 1990-х его стали обсуждать на каждый грядущий год. Тогда правительству Тони Блэра удалось сделать практически невозможное – перераспределить королевский бюджет, сократив его почти на 50 %, без ущерба для деятельности монарха и членов королевской семьи. Но даже с учётом ежегодного пересмотра Цивильного листа, как справедливо заметил Осборн, он по-прежнему был недостаточно гибким и прозрачным, поскольку состоял из множества частей – Цивильный лист собирался каждый раз из разных сумм, предоставляемых различными департаментами (в зависимости от их преуспевания в работе и дохода), но теперь в этом гранте вся информация собрана в одном месте, что позволяет достаточно легко контролировать средства на содержание монарха и принца Уэльского). В отличие от Цивильного листа, королевский грант будет обсуждаться теперь каждый год в конце марта, a 1 апреля вступать в силу на новый грядущий финансовый год. В сентябре 2014 года прошли новые дебаты в парламенте, где было принято решение серьёзно пересматривать Акт о королевском гранте каждые 5 лет[283].

Таким образом, принятие Акта о королевском гранте 2011 года, с новыми ресурсами на содержание короны и подстраиваемой системой процента с доходов от имущества короны, оказывается более чем оправданным и необходимым.

«Имущество короны» – это дополнительные источники дохода, помимо взносов подданных: монархи владеют имуществом, доход от которого оценивается в 240 млн. фунтов стерлингов в год, однако оно не может быть продано и должно передаваться по наследству. В частности, к имуществу относятся многие культурные объекты Лондона, больше половины побережий Великобритании, более 144 000 гектаров леса и возделываемой земли, огромный Виндзорский парк и прочее[284]. У этой традиции, как и у всего в Британии, есть свои корни: в 1760 году правительство заключило сделку с королём Георгом III, по которой король передал правительству все земли в обмен на солидную ежегодную ренту. С тех пор в начале правления каждого монарха королевские владения сдаются в аренду министерству финансов, а часть доходов от них поступает в распоряжение главного финансового ведомства страны. В 1961 году был принят Акт об имуществе короны[285] по которому был создан специальный разветвлённый комитет, ответственный за управление и королевским имуществом, и связанную с этим бухгалтерию. С 2012 года 15 % от доходов с имущества короны являются в большей степени новой основой содержания британской монархии, чем собственно сборы с налогов.

Помимо прочего, британские монархи являются частными собственниками герцогств Ланкастер и Корнуолл, а также ряда замков по всей стране, в том числе замка Балморал в Шотландии. Получаемый доход от этих владений составляет «Тайный кошелёк», из которого оплачиваются личные расходы, не предусмотренные «Цивильным листом» и «Королевским грантом». Несмотря на то, что монарх по закону освобождён от подоходного налога, Елизавета II с 1993 года добровольно выплачивает налоги со своих персональных доходов.

Так или иначе, сколько бы Цивильный лист или теперь уже Королевский грант не стоил, министерство финансов его всегда распределяло так, что для каждого британца налог на корону составлял не более 60 с небольшим пенсов в год. Таким образом, доводы республиканцев о дороговизне содержания монархии разбиваются о цифры.

В современной Великобритании стимулом для деятельности республиканцев служит то, что, по их мнению, в английской конституции есть ряд положений, которые мешают модернизации страны. Они считают, что монархия является глубоко консервативным институтом, который тормозит социальные изменения; корни института монархии уходят глубоко в прошлое, что мешает предвидеть будущее; монархия давно изжила себя, потому что узаконивает политическую систему, которая не всегда может проявить свою состоятельность, а также символизирует иерархию, образовывая тем самым мощный барьер для реформ, как конституционных, так и социальных, в которых, по мнению республиканцев, Британия остро нуждается.

Но так ли это на самом деле? Приведённые аргументы республиканцев вряд ли можно использовать в международном контексте. Если сравнить некоторые монархии на континенте с островной Великобританией, то станет очевидным, что Дания, Норвегия и Швеция окажутся более эгалитарными и социально-прогрессивными, обеспечивая для своих граждан более высокий уровень социального благополучия. Если продолжить сравнение дальше, анализируя не только монархии, но и страны с иным политическим строем, становится очевидным, что не существует одинаково типичного пути экономического и политического развития – государство с монархической формой правления может быть более развитым, чем, допустим, республиканское; может быть и наоборот. Следовательно, нет никакой корреляции между модернизацией и республиканизмом. Более того, одна из наиболее традиционных стран мира – Япония, где политическим строем также является монархия, оказалась полностью совместима с развитием передовых технологий, и на сегодняшний день представляет собой чрезвычайно успешное индустриальное общество. Об этом же говорят и примеры некоторых других монархий, упомянутых нами. Поэтому аргумент, что монархия является барьером для радикальных перемен, оказывается недостаточно обоснованным. А, кроме того, процесс «глобальной реформы монархии», идущий в настоящее время в Британии, напрочь рушит миф об отсутствии гибкости института монархии и её неспособности адаптироваться к изменениям.

Республиканцы, принадлежащие в основном к лейбористской партии[286], выдвигают ещё много различных требований и претензий к монархии, но чего же они всё-таки хотят и какова их конечная цель? На самом деле, они не стремятся кардинально менять государственную систему и пересматривать традиционные уклады – они собираются всего лишь заменить наследного монарха выборным президентом, то есть, передать все функции монарха другому человеку, при этом, не давая ему абсолютно никакой власти. Тогда возникает вполне логичный вопрос: а зачем вообще что-либо менять, и трансформировать британскую монархию в республику, если кардинально ничего менять, по сути, не надо?