Проблема туземцев - Роберт Шекли

– Оуен-Кларк сказал, что у тебя замедленная реакция.

– Неужели? – спросила Мира, немного помедлив. – Эти примитивисты воображают, будто им все известно.

Это правильный ответ, но было очевидно, что он чуть-чуть запоздал. Мистер Морчек задал жене еще несколько вопросов. Время ее реакции он проверял по секундной стрелке на кухонных часах. Сомнений не было – ее реакция запаздывала.

– Почту принесли? – быстро спросил он ее. – Кто-нибудь звонил? Я не опоздаю на работу?

Спустя три секунды она раскрыла рот и снова его закрыла. Случилось нечто непоправимое.

– Я тебя люблю, – было все, что она смогла вымолвить.

Мистер Морчек почувствовал, как у него тревожно забилось сердце. Ведь он ее любил! Любил безумно, страстно! Но этот проклятый Оуен-Кларк был прав. Миру нужно подлечить. Казалось, она читает его мысли. Она вновь оживилась и произнесла через силу:

– Я хочу только одного, дорогой, чтобы ты был счастлив. Кажется, я заболела… Ты позаботишься о том, чтобы меня вылечили? Возьмешь меня обратно после обследования? И не позволяй им изменять меня – я не хочу никаких перемен!

Она закрыла лицо руками. И заплакала – беззвучно, чтобы не досаждать ему.

– Это будет обычная проверка, дорогая, – сказал Морчек, сам едва сдерживая слезы. Но он знал, так же как и Мира, что она действительно больна.

„Как это несправедливо! – думал он. – Примитивная Женщина с ее грубым мозговым веществом почти не подвержена таким болезням. Но здоровье нежной Современной Женщины с ее тонкой чувствительностью чрезвычайно уязвимо. Какая чудовищная несправедливость! Именно поэтому Современная Женщина вобрала в себя все самые драгоценные качества женской натуры. Ей не хватает только выносливости“.

Мира снова оживилась. С усилием поднялась на ноги. Она была очень красива. На ее щеках выступил болезненный румянец, а утреннее солнце высветило ее прекрасные волосы.

– Милый, – сказала она слабым голосом. – Ты не позволишь мне остаться еще ненадолго? Может быть, я сама собой поправлюсь?

Но глаза ее уже застилала пелена.

– Милый…

Она попробовала собрать все силы, держась за край стола.

– Когда у тебя будет другая жена, не забывай, как я тебя любила.

Она села. Выражение ее лица сделалось бессмысленным.

– Я подгоню машину, – пробормотал Морчек и поспешил выйти из кухни. Он почувствовал, что еще немного – и сам расклеится.

Он направился в гараж усталой походкой.

Мира его покинула! И современная наука, несмотря на все ее достижения, не в силах ей помочь!

Он подошел к гаражу и сказал:

– Подавай задним ходом!

Машина плавно подалась назад и остановилась рядом с хозяином.

– Что-нибудь случилось, босс? – спросила машина. – Вы чем-то расстроены? Никак не отойдете после вчерашнего?

– Нет, это из-за Миры. Она сломалась.

Машина мгновение помолчала. Потом негромко сказала:

– Мне очень жаль, мистер Морчек. Мне бы очень хотелось вам помочь.

– Спасибо, – сказал Морчек, который обрадовался тому, что в тяжелый час рядом есть друг. – Боюсь, что мне уже никто не сможет помочь.

Машина подъехала задним ходом к самой двери дома, и Морчек помог Мире устроиться на заднем сиденье. Машина плавно тронулась.

Всю дорогу до завода она тактично хранила молчание.

Детрингера выслали с родной планеты Ферланг за „преступные действия чрезвычайной непристойности“. Он нахально циркнул сквозь зубы во время Резвой Созерцательности и передернул задним голенопятом, когда Великий Региональный Вездесущий удостоил его плевка.

Подобная наглость обычно наказуема всего лишь парой десятков лет „безоговорочного остракизма“. Но Детрингер усугубил вину, совершив „преднамеренное ослушание“ на Встрече Поминовения, где во всеуслышание и с подробностями предавался воспоминаниям о своих грязных любовных похождениях.

Его последний антиобщественный поступок не имел себе равных в новейшей истории Ферланга: Детрингер проявил „неприкрытое злобное насилие“ по отношению к некоему Уканистеру, обнаружив „явную публичную агрессивность“, которой планета не знала со времен первобытной Эпохи Смертельных Игр.

Этой отвратительной выходкой, следствием которой для Уканистера явились не только телесные повреждения, но и тяжкий моральный удар, Детрингер и заработал себе высшую меру наказания – „бессрочное изгнание“.

Ферланг – четвертая по счету планета в системе на краю Галактики. Детрингера вывезли в межгалактическую пучину и бросили в крошечном недоснаряженном спортивном кораблике на произвол судьбы. Вместе с ним в ссылку добровольно отправился и его преданный механический слуга Ичор. Жены Детрингера – задорная шаловливая Марук, высокая задумчивая Гвенкифер и неугомонная лопоухая Уу – официально расторгли брак с ним Торжественным Актом Вечного Презрения. Восемь его детей прошли через Обряд Отречения, хотя поговаривали, что Дерани – младшая – потом прошептала: „Что б ты там ни натворил, папка, я все равно тебя люблю“.

Детрингеру, разумеется, не дано было этим утешиться. Очень скоро запасы энергии на утлом суденышке, брошенном в безбрежный океан пространства, истощились, и Детрингер, когда пришлось перейти на строгий рацион, изведал голод, холод, жажду и пульсирующую головную боль кислородного голодания. Со всех сторон его окружала убийственная пустота необъятного космоса, нарушаемая лишь безжалостным блеском звезд. Не видя смысла расходовать скудные запасы горючего в межгалактических пучинах, которые способны до дна исчерпать резервуары самых гигантских звездолетов, он выключил двигатели. Следовало беречь топливо для межпланетного маневрирования, если столь маловероятная возможность представится. Время сковало его густым черным желе. Существо слабое, лишившись привычного окружения, наверняка предалось бы отчаянию и потеряло рассудок. Но не в натуре Детрингера было падать духом. Осужденный занимался гимнастикой, погружался в высокоскоростную медитацию, каждый „вечер“ устраивал концерты преданному Ичору, который отнюдь не отличался музыкальным слухом, и сотнями других способов, изложенных в „Пособии по выживанию в одиночку“, избегал губительных мыслей о неизбежности смерти.

Так шло время, пока в окружающем пространстве все резко не изменилось. Космический штиль уступил место игре электрических разрядов, что грозило новыми бедствиями. Мощный шторм налетел на кораблик и швырнул его в самую бездну. Суденышко спасла собственная беспомощность. Покорно гонимый штормовым фронтом, кораблик уцелел.

Едва ли стоит описывать испытания, выпавшие на долю его пассажиров. Главное – они выжили. Через некоторое время после того, как титанические волны успокоились, Детрингер очнулся и открыл затуманенные глаза. Потом он поглядел в иллюминаторы и снял показания навигационных приборов.