Дендрофобия - Наталья Горская

Один раз Злата Васильевна заболела и не смогла провести какой-то детский утренник. Позвали этого мальчика, и он пришёл. Мы заглушили его игру нестройным ором «пусь сигда будит сонце» и «Антоска-Антоска, падём копать калтоску!». Он терпеливо учил нас попадать в ноту, что изначально было обречено на провал: нам почему-то казалось, что чем громче мы орём, тем в большей степени это похоже на настоящее пение. Всем было очень весело. Родители-зрители смеялись до слёз.

Когда перед отправкой в школу мы покидали свой первый в жизни коллектив – детский сад, то ревели в три ручья, повиснув на шее воспитателей. Потому что в школе, как нам поведали побывавшие там старшие братья и сёстры, уже не так весело. Но задолго до этого события на дороге за детским садом машина сбила лесного зайца, и мы все побежали посмотреть на него. Он лежал, вытянувшись в струнку, и прерывисто дышал. Я почему-то решила, что зайца надо взять на руки, и ему станет легче. Взяла, а он так пронзительно закричал! Если бы мне кто раньше сказал, что зайцы так кричат – громким голосом ребёнка! Он кричит, я тоже ору и чувствую, что зверёк внутри весь изломан от удара машины. Куда он потом делся, я не знаю. Помню только, что наша воспитательница силой уводит меня с того места и успокаивает, что зайчик убежал в лес к своим зайчатам. Я хочу оглянуться на него, но мне не дают смотреть туда. Я много позже поняла, что заяц никуда не убежал, а уже умирал. Но детство – это такой отрезок пути человека, когда не веришь в существование смерти, потому что не можешь понять, что это такое. Всё твоё существо настроено самой природой на жизнь, и только на неё. В детстве как-то совсем не задумываешься о конечности жизни, о том, что её можно прервать, разрушить, уничтожить…

После того случая я заболела и дня три лежала в бреду. Мне снился умирающий заяц, как он кричит, как плачут его осиротевшие зайчата и прочие ужасы, которые взрослому человеку ужасами не и покажутся. Наша Елена Прекрасная навещала меня, как всегда в сопровождении своего серьёзного ухажёра. Они подарили мне симпатичного плюшевого зайца, который не кричал, когда его брали на руки. И это больше всего в нём нравилось.

* * *

Пошла, стало быть, Варвара на Лесную улицу, где жила её лучшая когда-то подруга. Теперь подруг у неё не то, чтобы совсем не было, просто дружба, как и всё на свете, требует к себе участия и времени. А жена Авторитета всё время отдавала семье.

Никогда Варя не обращалась к ней с просьбами, но в данной ситуации больше не к кому было. Уже почти дошла до самого конца Лесной, и вдруг испугалась смелости своей, подумала: «А не повернуть ли назад?». И повернула бы, но жена Авторитета сама её заметила, затащила домой, угостила чаем, и разговорились они обо всём на свете. Так долго болтали, пока Варвара не опомнилась, что скоро сам Авторитет заявится, а тут непрошенная гостья сидит: уж очень он не любит чужих в своём доме. Поэтому она быстро изложила суть проблемы и добавила, что просто не знает, кого ещё просить о помощи.

– Ты представляешь, вдоль железной дороги навалено столько берёз и лип, и всё сжигается! Теперь повсеместно валят деревья, на «железке» боятся, что они от ветра на пути или контактные провода упадут. Но зачем же сжигать? Это берёзу-то! Которая во всём мире ценится как идеальный материал для мебели. А какие раньше наличники мужики из неё делали – прямо-таки кружево! Где сейчас такие мужчины – одна пьянь кругом осталась!.. Не соображает, что ли, совсем никто. Путейцы берёзу мазутом обливают и сжигают! А если сделать из неё горки для детей, качели, скамеечки, шкафчики, стульчики? Для забора-то у нас лежат деревья по периметру, но почему бы не сделать красивую площадку у сада? Надо только древесину вдоль путей собрать и привезти, пока всё не сожгли. Уж не знаю, кого и просить. Депутату какому-то звонила – он меня отфутболил к своему помощнику. Помощник посоветовал обратиться к своему заместителю. Заместитель послал в какой-то экологический комитет. В этом комитете сказали, что деревья вдоль путей относятся к железнодорожному хозяйству, а там столько начальников, что можно два года ходить, нужного искать. Им толкуешь про кубометры варварски сжигаемой древесины, а они только зевают: «Нам всё равно её негде хранить и некому обрабатывать». Так создайте производства, рабочие места, пока мужики не все спились от безработицы – люди вам только спасибо скажут. А они опять зевают: «Экономическая модель не позволяет». Что толку к ним ходить? И досадно, и противно, честно говоря. Пока буду ходить по инстанциям, древесину-то всю сожгут, и снова мой детский сад без элементарного забора останется! Я поговорила с бабкой Валерьяновной – на станции её младший брат работает. Он сказал, что ремонтники каждый день ездят туда-сюда. А если к их вагону с автомотрисой платформу прицепить и нагрузить её срубленными деревьями? Ведь из липы делают карандаши, музыкальные инструменты, из берёзы – мебель, паркет, из ольхи делают игрушки и сувениры. У нас же такие сокровища годами гниют на земле под дождём, а власти только отмахиваются: «Недосуг нам всякой ерундой заниматься». Уж могли бы сообразить, что, к примеру, у многих пенсионеров денег на дрова нет, а тут чем тебе не дрова? Мне выделили денег на новую капроновую сетку для ограды, а где это видано, чтобы у детсада такая хлипкая и некрасивая ограда была? Это же детский сад, а не вытрезвитель какой-нибудь! И так обидно, что вокруг столько пиломатериалов даром валяется и гниёт. Тут надо мужика с руками и головой. Твой-то сечёт в таких делах? Если он наш Деревообрабатывающий комбинат попросит посодействовать, ему ведь не откажут, а?

Жена Авторитета обещала поговорить со своим благоверным, хотя не было у неё уверенности, что муж станет заниматься этими детсадовскими делами. Он, как и многие люди, наделённые властью, по его же словам «не страдал гуманизмом». И в отличие же от многих наделённых властью людей, совершенно этого не скрывал. Не любил Авторитет, когда его просили о помощи, потому что такие «сделки» никогда не приносили прибыли. Да его самого и не просили никогда, а обращались «со всей этой глупостью» к жене. А уж она искала к нему подход, что не всегда удавалось. Но тут она решила, что обязательно поможет Варваре, потому что в случае чего она может рассчитывать на своего младшего брата Феликса, который скорее умрёт, чем откажет своей сестре.

Феликс Георгиевич был на все руки мастер. Умел работать и по дереву, и по металлу, и по камню. Был он когда-то кадровым военным, боевым офицером. Много где побывал, много чего повидал, но несколько лет тому назад на Кавказе лишился ноги после тяжёлого ранения. После этого, как обычно в нашей стране бывает, списали его за ненадобностью «на гражданку». Как отработанный материал. Хотели, правда, перед списанием повысить в звании и наградить хоть какой-нибудь медалькой, но потом передумали. В госпитале Феликс Георгиевич отколол очень нехорошую шутку: макнул в ведро с парашей старшего по званию. Да мало сказать, что старшего – какого-то весьма высокого армейского чиновника-снабженца! Этого несчастного чёрт дёрнул огненными речами поднимать боевой дух у раненных, которые в это время рвали зубами подушки и кричали от полученных увечий, как новорожденные беспомощные младенцы, отнятые у матерей в карантин. И вот приспичило снабженцу раззявить бессмысленную пасть там, где людям не до героизма. Они уже перешагнули в другое измерение, где смерть не кажется злом. Где она является ласковой и доброй избавительницей от невыносимых мук. Где как раз мысли и планы о дальнейшей жизни и таких глупых теперь подвигах кажутся верхом абсурда.