Ты меня (не) купишь - Лея Кейн

Я отдергиваю ее руки, разворачиваю за плечи и вывожу из кухни.

– Зачем тебе видеть меня в таком удрученном состоянии? Купи себе вкусняшек, включи свое любимое тупое кино и радуйся, что молодая и красивая.

– Пока ты изменяешь мне с некрасивой старой женщиной? – дуется кукла.

Я вздыхаю, мотнув головой. Боже, какая она… одноклеточная.

Мы выходим на улицу, и я подзываю охранника. Спрашиваю, кто впустил гостью.

– Виноваты, Роман Алексеевич. До вас не дозвонились, связались с Булатовым. Он разрешил пропустить.

– Булатов, значит? – киваю, едва сдерживаясь, чтобы не въехать парню в челюсть.

Был у меня начальник службы охраны – Азиз. Всегда был недоволен его работой. Но что касается въезда-выезда: он самого президента не пропустит, пока я лично не разрешу. Камиль его к себе на фирму забрал, оставив у меня Фазу, как замену им обоим. А этот Фаза только что жирной чертой перечеркнул все, что было проделано мной ради завоевания Бабочки.

Я усмехаюсь, выдыхая:

– Сука.

Из дома выходят Вера и Арти, а за ними Бабочка. Оделась, волосы собрала, платок на шею повязала. Снова порядочная и недосягаемая Дарья Николаевна. Спасибо, Фаза, черт тебя подери! Она даже не смотрит на меня, устремляет взгляд на ворота.

Расплатившись с таксистом, Фаза отправляет его назад, а сам входит во двор. Мы встречаемся взглядами, и я с усилием киваю ему на беседку. Он быстро соображает, что я в боевой готовности, но не трусит.

– Простудитесь, босс, – говорит мне в спину, когда мы скрываемся от остальных.

Хватаю его за грудки и толкаю в угол. Заглядываю в его глаза, ища там хоть что-то живое, но об него даже руки марать скучно. Отталкиваю, хватаюсь за голову и расхаживаю по беседке.

– Босс, я же не знал, что училка у вас ночевала. Охрана позвонила, я дал добро на пропуск Кристины. Решил, что расслабиться вам не помешает. Кстати, я вот телефон вам купил. – Он протягивает мне коробочку. – Симку вставил.

– Поганец ты, Фаза, – шиплю, забирая телефон. – Отвези Арти с Верой в больницу, а Бабочку домой.

– Может, Кристину? Здесь она лишняя.

– Нет. Нельзя мне на Бабочку сейчас давить. Пусть в себе разберется. И приставь-ка парней к ней. Когда ее муженек домой явится, мне доложишь.

– Сделаю, босс, – кивает он.

Я выхожу из беседки, но останавливаюсь и, обернувшись, добавляю:

– И прекрати поиск Коти.

– Почему?

– А я нашел его.

– Яму копать? – спокойно спрашивает Фаза.

– Он уже в ней.

– Загадками говорите, босс.

– Не тупой. Догонишь, – отвечаю, больше не желая с ним разговаривать. Пусть смоется с моих глаз, пока до греха не довел. Где я еще такого пса найду? – Арти, дуй сюда! – подзываю племянника, поправляю на нем шапку и твердо предупреждаю: – Только разболтай кому-нибудь о наших с Дарьей Николаевной отношениях – и прямиком отправишься в кадетскую школу, где твой дядя Камиль учился. Там девчонкам юбки не позадираешь.

– Понял, босс.

– Все, топай.

Перевожу взгляд на Бабочку. Она общается с Верой, натянуто улыбаясь. А в глазах тоска. Больно я сделал ей. И себе.

Фаза подгоняет к ним «гелик», но в последний момент я срываюсь с места и задерживаю Бабочку.

– Даш…

– Не надо, Роман Алексеевич! – Она так и не смотрит на меня. Тупит взгляд под ноги, замерев перед открытой дверью машины. – Пора мне. Сказка кончилась.

Садится на сиденье, хлопает дверью, будто своей раковиной. «Гелик» трогается с места и уезжает. Во дворе становится пусто. Как и в доме. Как и в моем сердце.

Нет.

Нет сердца. С собой увезла его. Ограбила меня, разделала, выпотрошила.

Черт, ну ты же умная, Бабочка! Неужели не понимаешь, что кукла – это несерьезно? Посмотри на нее и на себя!

Радоваться бы, что приревновала, обиделась, а у меня кишки выворачиваются. Осень еще мрачнее и холоднее кажется, когда не вижу ее глаз цвета лета.

– Ро-о-ом… – тянет кукла, со спины обвивая меня руками. – Пойдем пошалим?

Исчезни, блядь!

Убираю с себя ее руки и бросаю через плечо:

– Такси вызову, езжай домой.

– Ты меня больше не любишь? – всхлипывает она.

– А любил ли? Может, ты сама себе чего-то нафантазировала? Я за это не в ответе, Кристиночка.

Оставляя ее в одиночестве, возвращаюсь в дом. Бреду на кухню, где повариха уже наводит порядок, и отправляю ее вон. Не хочу, чтобы трогала то, к чему прикасалась Бабочка. Она так очаровательна на кухне. Такая будничная, непритворная. Две жены, одна невеста. Но ни одна так не возбуждала меня, стоя у плиты.

Нет! Не думай, что я легко сдамся. Сегодня ты снова в моих объятиях уснешь, Бабочка. Иначе Роман Чех – не Чех.

Роман Чех – не Чех, если вокруг него не бушуют скандалы. Странно, что я вообще чего-то ждала от него! О чем думала? Тупица!

По дороге домой я стараюсь быть вовлеченной в разговор с Верой Ивановной. Она женщина интересная, энергичная, добрая. Артура любит, как родного. Рассказывает забавные истории из его глубокого детства. На вид ей лет сорок пять. Свои дети уже взрослые. Вот и проецирует нежные чувства на Арти.

Дома же становится тоскливо до горечи во рту. Вроде все свое, родное, и в то же время чужое, колючее. Куртка Степы, наше свадебное фото на стене, его кубки и медали, полотенце и гель для душа, кружка с именем и боксерская груша… От этих вещей веет холодом. Я не могу забыть его обвинения, разговор со свекровью. Больно. В груди ноет. Но еще больше ноет от моей наивности, доверчивости. Я провела ночь в объятиях постороннего мужчины. И пусть он ничего мне не обещал, мало приятного встретиться лицом к лицу с другой женщиной, которую он тоже согревает в своей постели.

Я нахожу на кухне бутылку красного полусухого, откупориваю, нарезаю себе фрукты и, включив мелодраму, потягиваю вино. Телефон сел еще вчера вечером, но так не хочется его заряжать и включать. Это нехорошо, когда ты учитель первоклассников. Однако я так нуждаюсь в одиночестве и отдыхе, что просто рука не поднимается нарушить это уединение с собственными тараканами.

Десять лет я закрывала глаза на толстокожесть Степы, на браваду свекрови. Я старалась быть хорошей женой и послушной снохой. Игнорировала плохое, думая только о хорошем. Жила в мире своих фантазий и надежд. Устала. От всего устала. Я перестала быть собой. Ничем не отличаюсь от фикуса, что стоит в углу гостиной. Подавляю свои желания, боюсь перемен, зациклена на привычном скучном ритме. А так хочется взбодриться, почувствовать от чего-то кайф, увидеть все краски мира и чувств.