Ловелас и скромница - Элизабет Бикон

— С вами — где угодно! — призналась она, почувствовав себя уверенной, тогда как его одолевали сомнения.

Она затаила дыхание, ожидая, когда его благородная натура уступит неистовому желанию тела, откликнувшегося на ее близость с таким жаром, что она не усомнилась в его жажде обладать ею.

— Может, мы еще выберемся отсюда, — довольно неуверенно возразил он.

Разжигая снедавшее его пламя, она вытянулась во весь рост и тесно прижалась к его напряженному, разгоряченному телу.

— Значит, у вас есть волшебная палочка? — шутливо спросила она, понимая, что ей следовало отнестись к их положению более серьезно, но находя свои настоящие желания более важными, чем мрачная реальность.

— Нет, моя язвительная мучительница, и вы отлично это знаете, потому что сейчас уже достаточно близко познакомились с каждым дюймом моего тела, — ответил он со слабым стоном, отказываясь от сопротивления.

— Не совсем, — шаловливо шепнула она, наклонилась и стала целовать его в губы, водя по ним нежным кончиком языка, пока он не сдался, включившись в эту игру.

Через несколько мгновений у него вырвался вздох, как будто он понял, что бессмысленно сопротивляться судьбе, которая их свела, и отказываться от такого наслаждения, которое они доставляют друг другу. Он дразнил ее упругие нежные губы, побуждая их раскрыться, а затем умоляющими и требовательными касаниями языка заставил ее уступить и впустить его в глубь ее сладостного рта, отчего у нее вырвался счастливый вздох.

— Тише! — с трудом оторвавшись от чувственного наслаждения, прошептал он, касаясь губами ее ушка и с восторгом ощущая пробежавшую по ней дрожь возбуждения.

Ничего не видя в глухой темноте, Шарлотта жадно воспринимала все происходящее при помощи остальных чувств, которые удивительно обострились.

— Хотя мы и занимаемся любовью в таком темном месте, но будь я проклят, если позволю нашим тюремщикам догадаться об этом, — пробормотал Бен, снова лизнув ее мочку уха, будто не меньше ее поражаясь, как сильно это возбуждает.

— Да! — не то согласилась, не то побудила она его к более решительным действиям.

— О да, дорогая, — подбодрил он ее жарким шепотом, скорее похожим на дыхание.

Шарлотта заглушила стон восторга, когда он стал перекатывать ее мочку во рту, будто леденец, ударяя по ней языком. Осыпая поцелуями его мощную шею и трепетно вдыхая в себя жаркий и острый запах его тела, она получала острое наслаждение — не меньше того, какое он вызвал в ней, касаясь горячими губами ее нежного горла, проложив по нему пылающую дорожку и остановившись в соблазнительной ямочке у его основания, лаская ее языком.

Ей хотелось ощущать его всего, целиком, и она сдернула кожаный ремешок, стягивающий его длинные волосы на затылке. Освобожденная грива его волос рассыпалась, и Шарлотта с довольным вздохом провела рукой по упругим прядям, перебирая их пальцами. Как можно было воспринимать эту непокорную массу иначе, как радость, засмеялась она и поняла, что он тоже улыбается, по движению его губ по своей возбужденной коже.

Дыхание ее сбилось, она едва удерживалась от того, чтобы не застонать вслух от его неожиданных, восхитительных ласк, которыми он старался подготовить ее к своей атаке. Она терпела ради него, сознавая, что для него было бы невыносимым овладеть ею, прежде чем ее полностью охватит страстное желание. Чувствуя себя более чем готовой, она гладила его по волосам, по широким мускулистым плечам, прикрытым горячим и влажным от его тела шелком. Не для них была роскошь обнаженных тел, но, отбросив сожаление, она упивалась тем, что они имели. Она слишком его любила, чтобы просить его раздеться, что сделало бы его уязвимым для врагов, которые могли появиться в любую минуту.

— Мне нравится ваш портной, мистер Шоу, у него явный талант, — прошептала она ему на ухо, когда он опустил голову на ее тяжело вздымающуюся грудь, упиваясь ее легкими руками, поглаживающими его спину под одеждой.

— Только вряд ли вы ему понравитесь, — шутливо проворчал он.

Шарлотте стало смешно, когда она представила себе ужас респектабельного портного при виде беспорядка, который она учинила с костюмом Бена. Кто бы мог подумать, что любовь несет с собой ощущение такой радости бытия, хотя при этом даже царящая в их убежище темнота не лишает ее серьезности и высокого смысла.

— Зато мне нравитесь вы, мистер Шоу. О, вы так мне нравитесь! — прошептала она ободряюще, чувствуя, как он возится со шнуровкой, сдерживающей ее платье.

Холодный воздух приятно остудил ее разгоряченную кожу, когда две половинки лифа стали медленно расходиться в стороны. Крепкими зубами Бен потянул за шнуровку и распахнул платье еще больше, обнаружив под ним шелковую рубашку. Проникнув под нее, он ласкал ее гибкую талию. Она томно выгнулась навстречу ему.

— Для вас — Бен, а не мистер Шоу, — произнес он тихим голосом, неузнаваемо изменившимся от страсти.

— Бен, Бен! О, Бен! Бен…

Наконец ему удалось окончательно распахнуть платье, и пылающими ладонями он бережно накрыл ее вдруг набухшие груди, отчего у нее стеснилось дыхание. Во всем, что он делал, не было ничего грубого, насильственного, каким показалось бы ей прикосновение любого другого мужчины, — а лишь любовная радость и восхищение, о чем она до сих пор не подозревала. Он нежно провел большими пальцами по ее грудям сбоку, а потом вынужден был заглушить ее стон наслаждения поцелуем, когда стал ласково теребить выпуклые напрягшиеся соски под истончившимся от множества стирок шелком ее рубашки, более соблазнительной, чем самое дорогое дамское белье.

— Милая Шарлотта, — шептали его губы, — восхитительная, изумительная, прекрасная Шарлотта!

— Счастливая Шарлотта, — с невероятным восторгом вторила она.

— Кто-то может и не согласиться, — серьезно сказал он, словно предлагая ей вернуться к дремлющему благоразумию.

— Только глупцы, — возразила она, покачав головой и слегка покусывая его губы, и вызвала у него безумный, страстный поцелуй.

— Прошу вас, хотя бы сейчас помолчите, — предостерег он и проложил пылающими поцелуями дорожку по ее горлу, ниже, ниже, затем стал играть с ее соском, теребя, покусывая и посасывая его, пока по ее жилам не пронесся восхитительный жар, оставив ее жаждущей и готовой выплеснуть в крике восхищение, но она зажала зубами отворот его камзола и заглушила этот крик в себе. Вся она была охвачена пламенем, и он отозвался на ее восторг, перенеся внимание и ласку на другую грудь, тогда как оставленная стала еще больше напряженной под тонким влажным шелком. Он ласкал ее так искусно, так соблазнительно, что она почувствовала, какое удовлетворение он испытывает, доводя ее до такого безумия.

Отсутствие опыта мешало ей доставить Бену хотя бы малую часть того наслаждения, какое он дарил ей, поэтому она неуверенно коснулась его плоских сосков, чтобы узнать, реагируют ли они на бушующую в ней бурю. Сквозь тонкую льняную рубашку она почувствовала их бугорки, и он тихо взмолился ей на ухо, напрягшись в ее руках, как тетива лука.