Тайный агент Ее Величества - Алла Бегунова

Мало-помалу Аржанова привыкала к «Хотину».

Каждое утро после завтрака она поднималась на открытую палубу юта и оттуда в подзорную трубу оглядывала безграничные водные пространства слева от корабля и береговую линию полуострова, еле-еле различимую, справа от него. Затем спускалась на шканцы, к вахтенному офицеру капитану-лейтенанту Морису Орелли. Они обменивались несколькими фразами по-французски. Как правило, капитан-лейтенант говорил о погоде. Она имела огромное значение для мореплавателей и пока радовала их голубым безоблачными небом, спокойной водой, устойчивым западным ветром. Тут на шканцах появлялся Козлянинов, идеально выбритый, тщательно причесанный, пахнущий дорогим английским одеколоном. Он предлагал прекрасной даме руку и, к великой досаде Мориса Орэлли, уводил ее прочь, обещая показать нечто новое, доселе ею невиданное.

Командор не обманывал Флору.

В первый день путешествия от Кафы к Ялте они очутились в носовой части корабля. Для начала, извинившись за такую прозу жизни, капитан бригадирского ранга указал русской путешественнице на гальюн, или отхожее место для нижних чинов. Потом привлек ее внимание к возвышающемуся над гальюном бушприту, выдающемуся далеко перед корпусом судна и несущему не прямые, а треугольные паруса, называемые кливерами. Далее он темпераментно рассказал ей абсолютно все про конструкцию якоря. Чтобы не огорчать мужественного морехода, ей пришлось подойти к толстой, короткой, квадратного сечения балке, именуемой крамбол, и даже похлопать по ней ладонью. Балка тоже выступала за борт корабля, но сбоку, а служила для «взятия якоря на кат», то есть для подъема его из воды.

Увлекшись, Козлянинов хотел сразу показать пассажирке и носовую надстройку изнутри, но она резко тому воспротивилась. Аржанова сказала, что на сегодня с нее хватит этих морских терминов. Они пока не умещаются в ее голове, занятой размышлениями над повестью господина Вольтера «Кандид», которую она сейчас с удовольствием читает.

На второй день командор, памятуя об отпоре, им полученном в связи с гальюном, бушпритом, кливерами и крамболом, привел Анастасию снова на бак, но к месту, женскому пониманию более доступному. Он толкнул широкую тяжелую дверь, и они попали… на камбуз.

Как и все другие помещения на «Хотине», он был довольно тесным. Необычный вид камбузу придавали листы красно-желтой меди, набитые на его стены сплошь от пола до потолка в целях пожарной безопасности. Еще там находилась большая черная чугунная печь с четырьмя десятиведерными медными котлами, смонтированными над топкой намертво, куб для кипячения воды и длинный стол для разделки продуктов, крытый луженым железом.

В этом узком пространстве с ловкостью акробатов перемещались два повара в белых куртках, колпаках и фартуках. В печи уже гудел огонь. Нарезав на мелкие куски пласты солонины, повара загружали мясо в котлы. Кочаны капусты, морковь, свекла, репчатый лук разноцветным ворохом высились на столе. Пучки изумрудной зелени — петрушка и укроп — лежали отдельно, дожидаясь своей очереди.

При виде командира повара встали по стойке «смирно», сжав в руках оловянные половники. Они доложили Козлянинову, что процесс изготовления обеда в разгаре. Конечная его цель — щи с мясом и свежей капустой для нижних чинов, гуляш из баранины с тертым горохом — для офицеров. А еще у них есть кипяток, и для гостьи они сейчас сварят кофе, благо печь раскалилась достаточно.

Аржанова кивнула головой в знак согласия. Оборудование судовой кухни, где рационально использовался буквально каждый квадратный сантиметр площади, ее заинтересовало. Пребывая на «Хотине» неделю, она обратила внимание на отношение моряков к еде. Однообразие и суровость морской жизни делали ее чуть ли не единственным удовольствием, доступным флотским людям в плавании. Из-за нехватки еды или ее плохого качества на корабле мог даже вспыхнуть бунт, о чем и рассказывал ей недавно Тимофей Козлянинов.

Без сомнения, камбуз являлся территорией по своему значению совершенно особенной. Если бы мысли мореходов имели силу электрических разрядов, то медные его красно-желтые стены под их воздействием светились бы и днем, и ночью. Так часто они думали обо всем, происходящем там. О том, что лежит на разделочном столе, что уже распадается на части под острым поварским ножом, что покуда варится в котле, закрытом крышкой.

Кофе для капитана бригадирского ранга и его прелестной спутницы повара подали в смежное с камбузом помещение — посудную кладовую, где тоже было чисто и светло. Усевшись на рундуки и держа чашки с горячим напитком в руках, они обозревали ряды полок с разнообразными деревянными мисками, тарелками, блюдами, чашками для нижних чинов и оловянными, и серебряными — для офицеров. Беседа, посвященная корабельному быту, в этом интерьере и при аппетитных запахах, долетающих с камбуза, вышла у них по-домашнему спокойной и почти задушевной.

На третий день путешествия из Кафы, уже имея рапорт штурмана о том, что до Ялты «Хотину» осталось идти примерно двадцать миль, командор осмелел. Он решил познакомить вдову подполковника Ширванского пехотного полка с настоящей морской службой. Бушприт, якорь, камбуз — лишь частности, детали флотской жизни. А главное в ней все-таки другое — мачты, реи, паруса, стоячий и бегучий такелаж.

Однако утро теперь выдалось не такое ясное и тихое, как вчерашнее. На небе собирались тяжелые дождевые облака. Ветер стал переменчивым. Он то надолго затихал, и тогда паруса «Хотина» обвисали, не давая ему двигаться вперед, то вдруг сильный порыв его вновь ударял в серо-белые полотнища, заставляя их упруго выгибаться и нести военный трехмачтовик по волнам с изрядной скоростью.

Предложив Анастасии руку, Козлянинов увел ее совсем недалеко от шканцов и вахтенного офицера Мориса Орелли, грустно посмотревшего ей вслед. Они остановились прямо в двух шагах от грот-мачты. Капитан бригадирского ранга поднял голову вверх, и Аржанова тоже сделала это. Отсюда, снизу, с наветренной стороны грот-мачта просматривалась вся, как огромное рукотворное дерево, вознесшее свою вершину с длинным, бьющимся на ветру вымпелом к самому небу.

Используя старый прием, капитан пустился рассказывать о том, как делают мачты и реи. Но Анастасия его не слушала. Приложив ладонь к колонне, выкрашенной белой краской, русская путешественница ощутила, что грот-мачта вибрирует, гудит и постанывает, точно живое существо. Ветер, могучий властелин моря, испытывал ее на прочность. Удержаться ей помогали ванты, наведенные с обоих бортов, а также толстые пеньковые тросы, тянущиеся от носа и от кормы — штаги и фордуны, — но ведь невероятно трудно, страшно и ответственно один на один противостоять стихии…

Анастасия, будучи человеком дисциплинированным, старалась не покидать отведенной ей для прогулок открытой палубы юта. Хотя иногда желание подойти к мачтам поближе у нее возникало. Но пугали окружающие их груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных. Кроме того, она не хотела мешать матросам, занятым на парусной вахте. Теперь, когда командир «Хотина» находился рядом с ней, эти опасения исчезли. Козлянинов, прервав повествование о судовых конструкциях, пристально наблюдал за собеседницей.