Рыбак - Джон Лэнган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спроси Вильгельма Вандерворта, – бросила Хелен.
Услышав это имя, Райнер еле заметно содрогнулся. Он открыл рот, помедлил, затем спросил в третий раз:
– Кто твой хозяин?
– Рыбак, – ответила Хелен.
Этот ответ Райнера устроил – он кивнул.
– Зачем он прибыл сюда?
– Чтобы порыбачить, – сказала Хелен со шкодливой улыбкой на устах.
– Почему же он рыбачит здесь?
– Здесь воды залегают глубоко.
– И что же он намерен поймать?
– Ничто.
После короткой паузы Райнер поправил себя:
– Я имел в виду – кого он намерен поймать?
– Намерен, – эхом повторила Хелен.
– Кого? – настоял Райнер.
– Тебе его имя знать не должно, – парировала Хелен.
– Кого?
– Ты не вынесешь даже его звука.
– Кого? – снова повторил Райнер. Якобу казалось, что во всех этих обменах репликами кроется некий ритуал: Хелен не отвечала на первые два вопроса, но сдавалась на третью попытку – каким-то неведомым образом Райнер обязывал ее выдать очередной секрет.
Что именно ответила Хелен, Якоб не понял – этого слова он ни разу в жизни не слышал. Что-то вроде Апеп, но она выпалила имя столь быстро, что нельзя было ничего сказать наверняка. А вот Райнеру оно явно было знакомо.
– Ерунда, – произнес он. – Не посмел бы этот твой рыбак ловить его.
– Ты спросил, я ответила. Ты предпочитаешь услышать другое имя? Тиамат, Ёрмунганд, Левиафан[11]…
– Говори правду! – вскричал Райнер. – Следуй Соглашениям!
– Я следую Соглашениям, – промолвила Хелен. – Не вини меня за правду, которую не в силах принять.
– Но у него нет и не будет такой власти!
Хелен пожала плечами.
– Это уже его заботы.
– Но последствия…
– Меня они не касаются.
– Сколь много работы ему осталось?
– Немного.
– Он соткал веревки?
– Из волос десяти тысяч мертвецов.
– Он выплавил крючья?
– Из мечей ста мертвых королей.
– Он установил границы?
– К чему ты терзаешь меня своими допросами?
– Он установил границы?!
– Беги домой – и у тебя будет время облобызать жену на прощание.
– Он установил границы?
– Он к тому близок, – произнесла Хелен.
Райнер повернулся к остальным – на его лице лежала глубокая тень – и молвил:
– Нам следует уйти. Сейчас же.
– А как быть с ней? – спросил Итало.
Даже не удостоив Хелен взглядом, Райнер сделал резкий выпад левой рукой, будто отбрасывал от себя что-то. В тот же миг образ Хелен потускнел и ее тело расплескалось по полу затхлой водой – разлетевшиеся по сторонам вонючие брызги заставили всех с криком отпрянуть. На один миг Якоб узрел, что ее тень все еще пребывала на своем месте – разве что билась в агонии. После он услышал крик, несущийся из каких-то заоблачных далей, крик столь сильный, что ноги сами повлекли его тело к выходу. Снаружи Якоб изрядно удивился тому, что кричал, как оказалось, не он сам, а Андреа. Мужчина стоял, прижав руки к бокам, выпучив глаза и округлив губы, из коих в вечернее марево исторгался пронзительный вопль. Якоб подумал было подойти к Андреа и попытаться успокоить итальянца, но слишком уж его занимало в тот момент собственное дыхание; никогда ему не приходило в голову, что может оно быть столь приятным и удовлетворительным действием. С груди будто валун скатился – Якоб пошатывался и покряхтывал, пока живительный воздух промывал его легкие. Райнер тем временем прошествовал к Андреа, приобнял его за плечи и стал говорить что-то утешительное.
Небольшая толпа собралась возле хижины – каждый вооружен кто чем. Райнер обратился к ней как к своей пастве – замер на почтительном расстоянии и провозгласил:
– Ее больше нет!
– С концами ушла, да? – уточнил высоченный швед по имени Гуннар.
– С концами.
Толпа облегченно выдохнула и расслабилась. Кивнув на свой отряд, Райнер сказал:
– Сегодня мы схлестнемся с тем, кто в ответе за все здешние невзгоды. Разумней всего сейчас собрать ваши семьи и остаться этим вечером дома. И я бы не стал на вашем месте до утра отворять кому-либо дверь – не важно, станет ли стучать в нее кто знакомый, как вам покажется.
– А с домом как быть? – спросил Гуннар, имея в виду лачугу Хелен и Георга.
– Жить в нем теперь нельзя, – ответил Райнер. – Неплохо бы ему сгореть дотла. Но с этим можно разобраться и утром. Пока же просто забудьте о нем.
Вскоре после позднего рассвета в бывшее жилище Хелен и Георга кто-то запустил красного петуха. Лагерная пожарная команда обычно реагировала быстро, но не в то утро, и когда она все же прибыла, то далеко не при полном оснащении. Все, что пожарные захватили с собой, – кувалды, дабы сбить уцелевшие остатки строп, ведра песка для тлеющих очагов огня и лопаты для заброса пожарища песком. Пока дом горел, они стояли вместе с группой зевак, что пришли поглазеть на огненное избавление. Дым, витавший над пламенем, был тяжелым, почти вязким, и кому-то даже сделалось дурно от его запаха, а один мальчик, что стоял к огню слишком близко, к исходу дня умер в страшных корчах – его кожу покрыли темные волдыри, напоминавшие поганки, проросшие прямо сквозь кожу. Он стал последней невинной жертвой нависшего над трудовым лагерем кошмара.
XVII
Вряд ли кто-то из отряда Райнера прознал о смерти мальчика или о пожаре, повлекшем ее, в ближайшие дня два. Когда пламя уже полностью охватило дом Хелен и Георга, Райнер, Итало, Якоб и Андреа доковыляли до своих обиталищ и рухнули на собственные постели, в которых пробыли изрядное время, пробормотав перед тем что-нибудь невнятно-ободряющее своим женам или соседям по дому. Их сапогам и одежке изрядно досталось – все было перепачкано красноватой грязью странной консистенции, в складки набились темно-зеленые листья с зазубренными краями, опознать которые никто не смог.
Все как один они стонали или кричали во сне, но ни жены, ни сослуживцы не могли добудиться их. Эти жены и сослуживцы оправдывались за четверых начальству, но, несмотря на все хлопоты, Андреа потерял работу. Оправившись от затяжного сна, мужчины мало что смогли объяснить, отвечая на большинство вопросов в лучшем случае кивком головы. Райнер и Итало заверили своих жен, что все худшее позади, опасность миновала, и Клара с Региной разнесли эту весть по лагерю. Хоть Андреа никто и не назначил дату выселения – ему разрешили оставаться в лагере столь долго, сколь он пожелает, – он сразу же, как встал на ноги, собрал свои пожитки и отчалил, ведомый целью, подробностями которой ни с кем не поделился.