Ошибка доктора Данилова - Андрей Шляхов

Глупость поражала не меньше кровожадности. Хорошо, допустим в горних высях услышали глас не самой умной, мягко выражаясь, части народа и приняли закон об обязательной смертной казни врачей, виновных в смерти своих пациентов. Вот возьмем и допустим такое, на одну минуточку. Что произойдет сразу же после принятия этого закона? Массовый исход врачей из профессии! На своих местах останутся медицинские статистики, которым нечего будет считать и историки медицины, все «пациенты» которых давным-давно умерли. Да и вообще чрезмерное ужесточение наказания нигде и никогда ни к чему хорошему не приводило и ничего не искореняло.

Случилось так, что никто из хирургов и анестезиологов-реаниматологов больницы имени Филомафитского не сподобился поработать в коронавирусных стационарах. Во время роста заболеваемости больница работала с двойной нагрузкой, принимая пациентов из стационаров, перепрофилированных «на корону». При таком раскладе на коронавирусный фронт не особо-то уйдешь. Но ведь интересно узнать из первых рук, как оно там и спросить о том, чего по телевизору не покажут… Поэтому Данилову задавали много вопросов, на которые он обстоятельно отвечал. Ответил человеку на вопрос — считай, что познакомился с ним.

Обойдя три реанимационных отделения, Данилов сказал своему Вергилию, что неплохо было бы выпить чайку и доверительно сообщил ему о своем протезированном коленном суставе. Протез (тьфу! тьфу! тьфу!) вел себя как родной, но Менчик об этом знать не мог. «Спекуляция коленом» привела к получасовым посиделкам в ординаторской инсультной реанимации. Половину этого времени Данилов ответственно посвятил разработке плана, а другую половину — простому человеческому общению. Заведующий отделением Шарафуллин очень удачно оказался не просто бывшим «скориком», но вдобавок еще и бывшим сотрудником шестьдесят второй подстанции, проработавшим там четыре года, но уже после ухода Данилова со «скорой».

— Хорошее было время, — с ностальгической улыбкой вспоминал заведующий. — И подстанция была классная — начальство с понятием, коллектив дружный…

Данилов поставил в уме галочку — не забыть вечером порадовать Елену. Той всегда было приятно узнать, что подчиненные за глаза отзывались о ней хорошо. Слушая хорошие отзывы, Данилов не афишировал своего родства с Еленой, а вот если о ней отзывались плохо (бывало, иногда и такое), то «раскрывался», обещал передать жене критику и наслаждался, наблюдая за судорожными потугами собеседника выправить ситуацию.

Следующим на очереди стоял оперблок, но устраивать новые посиделки спустя полчаса Данилову не хотелось.

— Нам бы вообще-то нужно было начинать с приемного отделения! — «спохватился» Данилов, подойдя к лифтам. — От него же придется танцевать…

И они с Менчиком поехали вниз вместо того, чтобы ехать вверх. В приемном отделении Данилов познакомился с заведующим Антоняном, своим первым источником информации о больнице. Тот встретил гостей нервозно, несмотря на то что обстановка в приемнике была спокойной — ни длинной очереди скоропомощных машин, ни какого-либо накала атмосферы. Тишь, гладь да благодать, а заведующий в глаза не смотрит, говорит отрывисто, на вопросы отвечает не сразу, тщательно обдумывая каждый ответ, и вообще дерганый он какой-то.

— Кажется, наш визит не обрадовал Бориса Артуровича, — сказал Данилов Менчику на выходе из отделения.

— Борис Артурович сейчас любой визит рассматривает как скрытую проверку, — усмехнулся Менчик. — Он мечтает заведовать скоропомощным отделением. Главный вроде бы не против, но у начмеда есть другая кандидатура.

Данилов понимающе хмыкнул — да, тут есть из-за чего нервничать. Заместитель главного врача по медицинской части найдет сотню способов для того, чтобы дискредитировать неугодного заведующего отделением.

Кому везет, у того, как известно, и петух несется. В оперблоке ее благородие госпожа удача снова улыбнулась Данилову — он познакомился и пообщался с медсестрой Шполяк, которая замещала заболевшую старшую медсестру.

К Шполяк Данилов сразу же мысленно прилепил созвучное ее фамилии прозвище Старуха Шапокляк. Невысокая, худая, сутулая, длинный нос, колючий взгляд исподлобья… Выглядит на все пятьдесят с гаком, а при стаже в восемнадцать лет, о котором она сразу же с гордостью сообщила новому знакомому, ей должно быть около сорока.

Держалась Шполяк крайне независимо, например — позволяла себе неоднократно перебивать заведующего оперблоком, который производил впечатление рохли и мямли. Удивительно, что такому человеку доверили руководить столь важным подразделением, как оперблок.

«Чему ты удивляешься? — спросил внутренний голос. — У него же вся биография на лице написана. Разве может такой тюфяк быть хорошим хирургом? Разумеется — не может, потому что твердая рука является производной твердого характера. Но если человек состоит с начальством в хороших отношениях, то увольнять его рука не поднимется, ибо лояльность и вменяемость ценятся дороже всего. Вот его и поставили на оперблок, чтобы не болтался как та самая субстанция в проруби».

В принципе, голос был прав. Многие хирурги осознают, что они не годятся для избранной профессии на каком-то году работы… И что прикажете делать? Врачебную специальность в наше время сменить довольно сложно, да и не всегда есть возможность сделать это. Остается идти на какую-нибудь «неоперирующую» должность — хирургом в поликлинику, где сложнее вскрытия абсцессов ничего делать не приходится, врачом приемного отделения или еще куда.

За время обсуждения плана перепрофилирования Шполяк не сказала ничего умного, а только бодро сыпала шаблонными фразами. Но, тем не менее, Данилов похвалил ее за ответственное отношение к делу и сказал, что далеко не у каждого врача можно встретить такое понимание предмета. По сути, особо понимать было нечего. Здесь перегораживаем, там делаем вход со шлюзом, койки расставляем вот так — всего и делов-то. Но со Шполяк нужно было установить доверительные отношения.

— По-другому не умеем! — с вызовом ответила на похвалу Шполяк-Шапокляк. — Вообще-то я хотела стать врачом, да не сложилось. Срезалась после школы, поступила в медучилище, как окончила еще раз попытала счастья и тоже неудачно. Медицинский — это вам не лесотехнический! Для поступления или блат нужен, или деньги, а у меня ни того, ни другого не было, только мозги.

Последняя фраза прозвучала как: «Не смотрите на меня свысока, я знаю, как вы во врачи выбились!». Данилов отдал должное наглости Шполяк. Далеко не каждая медсестра могла бы ляпнуть такое в присутствии троих врачей — непосредственного начальника, заместителя главного врача и едва знакомого доцента кафедры.

— Я считаю, что потенциал Снежаны Артемовны нужно использовать шире, — сказал Данилов Менчику, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно правдоподобнее. — Мне бы хотелось, чтобы наиболее опытные сестры оценили наш план с точки зрения его удобства для персонала.

Предложение было дельным, потому что среднему и младшему медперсоналу приходится возить каталки да тележки.

Менчик кивнул, а Шполяк растянула узкие губы в улыбке, давая понять, что она всегда готова помочь. Еще бы не готова! Широкое использование потенциала — это же дорожка в главные медсестры. А как говорит Полянский: «не всякий врач мечтает стать главным врачом, но все медсестры мечтают стать главной медсестрой, чтобы учить врачей уму-разуму».