Счастье по наследству - Ирма Грушевицкая

Я редко когда позволяю себе такой тон, поэтому неудивительно, что моя грудь начинает сотрясаться от недовольного сопения.

— Тебе надо их выслушать, милая, — подаёт голос Фло, и он отчего-то очень тихий. Но это всё равно не спасает её от моего гневного взгляда.

«Предательница, — говорю я одними глазами. — Зачем ты их впустила?»

Фло выглядит растерянной, но дело, похоже, вовсе не во мне. В поисках ответа я снова перевожу взгляд на мужчин.

Вероятно, они ждут моего разрешения говорить, но здесь уж фигушки: вас никто не ждал, справляйтесь сами.

Не выдерживает тот, что постарше.

— Мисс Бейтс, этот адрес указан как основной в документах вашей сестры. Мне жаль, что приходится сообщать вам эту новость, но вчера вечером Николь Бейтс, больше известная как Никки Би, попала в автомобильную аварию. Машина, в которой она находилась, упала в реку недалеко от Келсо. Водитель и пассажир получили травмы, не совместимые с жизнью.

— А… а Николь? — выдавливаю я из себя, превозмогая бешено скачущий в горле пульс.

— Ваша сестра была единственным пассажиром, мисс Бейтс. Необходимо, чтобы вы поехали с нами. Нужно произвести опознание.

Следующие дни я помню плохо, хотя вся организация похорон Николь легла на меня. Сеймур ещё неделю должен был провести в больнице. Хотя, конечно, он рвался ко мне, но врачи запретили. Когда я сообщила ему о смерти Николь, у него подскочило давление. Деда перевели в реанимацию. На похороны его не отпустили.

От матери толку не было. Она стенала, что жизнь её теперь кончена и она совершенно не понимает, что делать дальше.

Не понимала и я, но рядом всегда оказывались люди, которые подсказывали.

Посмотрите на эти фотографии, мисс Бейтс. Вы уверены, что это ваша сестра?

Нам придётся вызвать вас ещё раз, когда тело транспортируют из Келсо.

Вы уверены, что это ваша сестра, мисс Бейтс? Хорошо, можете быть свободны.

Лекс поживёт у меня. Нет, мои родители не будут против. А даже если и будут, не думай об этом, Эмма.

Панихида назначена на следующий вторник. Вам есть кому сообщить об этом? Да, хорошо, мы свяжемся с её агентом.

Николь любила белые лилии. Надо чтобы вокруг гроба были только белые лилии. Это важно для прессы.

Никакой прессы, мисс Бейтс. Это частная церемония. Вы же понимаете.

Половину людей, которые говорят со мной, я не знаю. И именно эта половина больше всех требует от меня понимания.

А я понимаю лишь одно: моя сестра умерла. И пока мне не сообщают время её смерти — пятница, пять пятнадцать — я виню в этом себя.

Меня раз за разом выворачивает над унитазом, когда я вспоминаю молитвы с просьбой помочь мне решить проблему с Лексом. Никогда не была богобоязненной, но я буквально вою от ужаса при одной мысли, что это я убила Николь. Конечно, я никому об этом не говорю, но до тех пор, пока не открываю полицейский протокол, меня колотит от мысли, что с этим знанием мне предстоит жить всю оставшуюся жизнь.

Да, не мои молитвы убили Николь. И даже не тот мужчина, что сидел за рулём. Не обледенелая дорога, не прогнувшиеся под ударом ограждения моста и даже не холодная вода. Это нелепая случайность, совокупность всех факторов. На пять минут раньше, на мгновение позже, и всё могло бы быть по-другому.

Кто теперь узнает, почему Николь и Виктор Броуди оказались на той дороге. Почему в этой машине. Почему за рулём был именно Виктор, а не водитель, который в момент опасности правильно оценил бы ситуацию. Куда они ехали — об этом я могла только догадываться.

Мать подтверждает эту догадку, за день до похорон заводя разговор, что Лекс, как сын Виктора, имеет право на наследство Броуди. Мы ругаемся, когда я прошу выкинуть эту мысль из головы.

— Но это большие деньги, Эмма! Огромные деньги!

— Никто добровольно с ними не расстанется. Потребуются доказательства, что Лекс — Броуди. Ты будешь заниматься этим, мам? Тем, что, возможно, лишит меня сына? Я же тоже твоя дочь, забыла?

— Но Виктор собирался признать Лекса!

— Откуда тебе это известно? — спрашиваю я, внутренне холодея.

— От Никки. Она всё ему рассказала.

Меня коробит от того, что мама называет Николь этим дурацким прозвищем. Игра продолжается даже после её смерти. И мама играет, оставаясь матерью умершей бывшей супермодели. Мне хочется её встряхнуть, но должной жёсткости я в себе не нахожу.

По отношению ко мне мать не столь щепетильна.

— После того, как ты выгнала её из дома — вопиющий поступок, Эмма! — Никки сразу позвонила Виктору. Он в это время был где-то в Европе, но к концу недели обещал вернуться. Они должны были встретиться в пятницу в Портленде, куда Никки улетела вечером в четверг. Я сама провожала её в аэропорт. Моя девочка, моя бедная девочка-а…

Мама плачет, и я — другая её бедная девочка — обнимаю её в утешение.

— Никки звонила мне с дороги. Она была такая счастливая! Виктор сразу захотел увидеть Лекса и сам сел за руль. Что такое сто сорок миль для отца, едущего к своему ребёнку? Никки сказала, что он был на седьмом небе от этой новости. Конечно, Виктор усыновил бы мальчика, я в этом нисколько не сомневаюсь, так что Лекс — его полноправный наследник, как и другой сын.

— Мама, услышь себя! Даже если всё так, как ты говоришь, мы ничего не докажем. Что мы предъявим этим людям? Мальчика, рождённого вне брака и не признанного его отцом при жизни? Потребуются анализы. Потребуются адвокаты. Расходы, в конце концов. А для чего? Чтобы Лекса у нас забрали?

— У тебя, Эмма. Не у нас.

В этом вся моя мать, господа. Я почти научилась с этим жить, но всё равно — каждый раз, как первый. Каждый раз больно.

— Хорошо. У меня. Ты хочешь прийти к человеку, потерявшему отца, и рассказать о каком-то мифическом младшем брате? На что ты рассчитываешь?

— Что он о нём позаботится.

— О Лексе забочусь я. Это моя обязанность. Я и Сеймур. Ты тоже можешь присоединиться к нам, если хочешь.

— Но деньги, Эмма!

— Николь тоже хотела денег. И куда это её привело?..

Мама снова плачет. Мы ни о чём не договариваемся.

Она уезжает сразу после панихиды, на которой и так почти никого нет. Я не знаю, почему агент Николь не захотел огласки. Думаю, она была бы счастлива получить от публики последние крупицы внимания. Пожалуй, я очень наивна в этом вопросе, но лично для меня так лучше.

Николь хоронят рядом с бабушкой. Белый гроб и много лилий. Священник говорит присущие этому моменту слова. Фло рядом, держит меня за руку. Ком промёрзшей земли, что я кидаю на опущенный в могилу гроб, набатом отдаётся в сердце.

У меня больше нет сестры.

Какие бы разногласия у нас не были в последнее время, я всегда знала, что где-то на свете есть ещё один человек, которому я нужна.