И возьми мою боль - Чингиз Абдуллаев

— Хорошо, я передам твое предложение родственникам девушки.Я думаю, двести тысяч они найдут. Но ты должен гарантировать, что с ее головыне упадет ни один волосок.

— Это уже мое дело, — кивнул Филипп, — можешь небеспокоиться. Я обычно свою работу делаю аккуратно.

— Договорились, — снова поднялся со стула Стольников. — Еслиузнаешь что-нибудь, сразу позвони. Я тут же приеду.

— До свидания, — кивнул его опасный собеседник, не вставаясо стула и с некоторым любопытством глядя на стоявшего перед ним человека.

Только когда Стольников вышел из дома, он почувствовал, кактам было душно. Ему не хватало воздуха. Его разозлило и испугало не то, чтодевушку искали боевики Жеребякина. В конце концов, этого можно и нужно былоожидать.

Хуже было другое. Они узнали про часы. Успели узнать такбыстро, что приехали к старику сегодня днем. А это значит, что утечкаинформации произошла не из милиции, которая узнала о часах только последвенадцати. Он хорошо знал по милицейским каналам, как передается информация.Сотрудники милиции просто не могли успеть так быстро сообщить о часах бандитам.Значит, людям Жеребякина сообщил о них кто-то из его людей. Он сел вавтомобиль.

— Включи кондиционер, — попросил он сидевшего за рулембоевика.

— Получается, что все совпадает, — закрыл глаза Стольников,— все точно совпадает. Нападавшие заранее отсекли меня и Кязима от дачи, решивубрать двух самых опасных людей Исмаила Махмудбекова. Потом напали на дачу,явно зная расположение внутренних помещений. И, наконец, так быстро узнали о часах.

Кто-то их информировал. В этом никакого сомнения.

Кто мог им рассказать обо всем? Кязим? Он встречал вместе соСтольниковым хозяина. Но он отвечал за склады. Если он предатель, то почему внего стреляли? Почему едва не убили на складах? Правда, он упал, испуганнопрячась от нападавших. Но это еще не доказательство его вины. Он был одним изсамых верных людей Махмудбекова.

Тогда Джафар. Он единственный, кто уцелел на даче. Если этоон, то тогда вполне логично, что перед штурмом отозвали Стольникова и Кязима,чтобы за главного остался Джафар. И он же организовал нападение. Но если этотак, то как могло получиться, что Исмаил Махмудбеков остался жив? И почемутогда удалось бежать его дочери? Ведь если все организовал Джафар, то он долженбыл предусмотреть и варианты полной блокировки дачи. А может, он предусмотрел,и девочка сейчас в руках нападавших? Нет, подумал про себя Стольников. На такуюмногоходовую комбинацию бандиты просто не способны. Провести девушку по лесу,чтобы там остались ее следы. Убить Светлану Михайловну у калитки, создаваявидимость бегства Ирады. Не добить Исмаила Махмудбекова. Нет, это слишкомсложно для боевиков. Они привыкли орудовать автоматом, а не мозгами.

Тогда кто? Кто мог знать все так подробно? И кто мог раньшевсех узнать о часах? Он сам позвонил Цапову. Костя не знал ничего ни про дачу,ни про склады. Кто еще? Кому он позвонил после Цапова? После? А если до? Онведь говорил с Адалятом Махмудбековым. Тот хорошо знал вей систему охраны,знал, где находятся склады. И первым узнал о часах. Стольников покачал головой.

Получается, что младший брат просто подставил старшего. Учеченцев так не бывает. За такое предательство от него отвернутся всеродственники. И хотя в последние годы он насмотрелся на многочисленные случаипредательства, когда жена сдавала мужа, муж заказывал убийство жены, и некийподонок даже осуществил убийство собственных родителей, тем не менее поверить ввиновность младшего брата Исмаила было невозможно. У чеченцев понятие честивыше понятия жизни.

Честь не продавалась ни за какие деньги. Человек мог бытьубийцей, грабителем, но не предателем. Предать собственного брата — этоневероятный грех, страшный, невозможный для человека чести. Это настолькокощунственно, что человек просто не сможет после этого жить. Стольниковвздохнул. Кто еще мог знать о часах? И как люди Жеребякина сумели узнать обовсем так быстро?

— Поехали, ребята, к ресторану «Серебряное копье», —предложил он. В ресторане сейчас располагался своеобразный штаб по поискамИрады. Где она пропадала две ночи, с тревогой подумал Стольников. Если, не дайбог, с ней действительно что-нибудь случится, то в городе начнется такаявакханалия, что лучше об этом не думать.

…Сидевший за столом Филипп приказал принести ему телефон.Медленно набрал номер и прохрипел:

— Гриша, это ты? Мне нужна твоя помощь. Приезжай скорее.Есть очень крупное дело.

Потом положил трубку и задумчиво уставился в окно. Двеститысяч долларов, подумал он. Так дорого в Москве не стоила еще ни одна девочка.Может, он продешевил и нужно было попросить триста?

Эту ночь она провела в доме Наума Киршбаума. Старик был непросто ювелиром. Он был живой легендой Москвы. И, увидев часы, он понял, чтомолодая девушка не могла сама приобрести такую вещь. И не могла украсть, таккак просила за них всего двести долларов. Поэтому он справедливо рассудил, чтонельзя оставлять ее ночью на улице одну. Он привел ее к себе домой, дав времяСыроежкину собрать деньги.

У того тоже возникли проблемы. Нужно было собратьоглушительную сумму, которой не было ни у кого из его знакомых. Бегая в поискахденег, Сыроежкин с нарастающей злостью думал о старике, который установил такуюнепомерную цену.

— Проклятый еврей, — ругался Сыроежкин, — специально назвалтакую сумму, чтобы я не мог ее собрать. Он нарочно сказал при девушке, сколькостоят часы. Кто это вот так, запросто, даст мне пять тысяч долларов?

И чем больше он старался, как правило, натыкаясь на отказ,тем сильнее нарастало в нем раздражение против старого друга его отца. Было ужеоколо одиннадцати вечера, когда он позвонил Науму Киршбауму.

— У меня только полторы тысячи, — сказал он. — Что мнеделать?

— Давай подождем до завтра, — посоветовал старик. — Если несможешь собрать деньги, я тебе помогу. Только давай подождем.

— А может, дадим ей двести долларов?

— Леша, — укоризненно сказал старик, — у тебя были такиедостойные родители, разве можно так поступать.

— Я не смогу, не смогу найти такую сумму! — закричалСыроежкин.

— Поговорим об этом завтра утром, — твердо сказал ювелир, —я даю слово, что помогу тебе. Это тебя устраивает?

— Да, но, может, сегодня…

— Завтра в десять часов. Я буду тебя ждать. И не нужно меняогорчать, Леша, — он положил трубку.

Сыроежкин чуть не закричал от возмущения. Теперь он былабсолютно уверен, что старик решил его обмануть. Он бросил трубку и долго ходилпо комнате, скрежеща зубами и ругая себя за жадность. Нужно было рискнуть: датьдевчонке сто долларов и выгнать ее на улицу. И он снова начинал ругать НаумаКиршбаума. Причем его проклятья почему-то распространялись вообще на всюеврейскую нацию, как будто они были виноваты в том, что друзья не доверялиСыроежкину, а сам он был охвачен неутолимой жаждой наживы. Но теперь нужно былождать до утра.