Если завтра в поход... - Владимир Невежин

Во время вооруженного конфликта на Халхин-Голе, как и у озера Хасан, военнослужащие порой сталкивались с явным противоречием между реальными событиями, свидетелями и непосредственными участниками которых они являлись, и официальной пропагандистской интерпретацией этих же событий, шедшей вразрез с реальностью. В результате имели место критические высказывания, адресованные не только командованию воинских частей, но и обращенные к руководителям советского государства. В «Информационной сводке об отрицательных высказываниях командно-начальствующего и красноармейского состава за время боевых действий в районе реки Халхин-Гол с июля по 1 октября 1939 г.», подготовленной армейскими политработниками и сотрудниками НКВД, упоминается 894 случая подобного рода высказываний. Из них 234 «падало» на командно-начальствующий состав и 660 – на младший комсостав и на красноармейцев. 216 высказываний (почти 25% от общего числа) квалифицировались «компетентными органами» как антисоветские; в 155 случаях имело место недовольство службой в боевой обстановке. 86 зафиксированных высказываний расценивались как пораженческие, 82 – как провокационные, 74 – как проявление трусости и нежелания идти в бой, 70 – как недовольство руководством боя. 37 раз отмечалась устная угроза начальствующему составу, 29 – восхваление боевой техники противника (японцев).[292]

Хотя в 1938-1939 гг. и были предприняты некоторые попытки обобщения опыта боев у озера Хасан и на реке Халхин-Гол (в том числе – пропагандистского), однако уже в 1940 г. он фактически был предан забвению. На совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава (17 апреля 1940 г.) Сталин заявил, что эти вооруженные столкновения – лишь «отдельные эпизоды на пятачке, строго ограниченном». «Япония, – разъяснял он, – боялась развязать войну, мы тоже этого не хотели, и некоторая проба сил на пятачке показала, что Япония провалилась. У них было 2-3 дивизии, и у нас 2-3 дивизии в Монголии, столько же на Хасане». Вывод Сталина по итогам конфликтов у Хасана и на Халхин-Голе сводился к следующему: «Настоящей, серьезной войны наша армия еще не вела».[293]

Во второй половине 1930-х гг. стали заметно ухудшаться взаимоотношения между СССР и Германией, где к власти пришли нацисты (как было принято писать и говорить, германские фашисты) во главе с Гитлером. Идеологические разногласия советского и нацистского режимов привели к развертыванию настоящей пропагандистской войны между ними.

На страницах ряда центральных газет («Правда», «Известия», «За рубежом», «Литературная газета» и др.) и журналов («Интернациональная литература», «Знамя», «Октябрь» и др.) особое место отводилось произведениям писателей-антифашистов И. Бехера, Л. Фейхтвангера, Р. Роллана, А. Зегерс, Ж.Р. Блока, В. Бределя, М. Андерсена-Нексе и многих других. В ряде публикаций акцентировалось внимание на том, что германский фашизм имеет человеконенавистническую, агрессивную природу, ведет активную подготовку к захватнической войне. Эта тема стала преобладающей в советских периодических изданиях, особенно после того, как Гитлер приступил к осуществлению своих экспансионистских замыслов (1938 г.).[294]

К делу разоблачения нацистского режима были подключены ведущие советские историки (Е.В. Тарле и другие). Так, печатный орган Института истории Академии наук СССР журнал «Историк-марксист» (он выходил в свет один раз в два месяца) декларировал, что к числу решаемых им задач относится и следующая: «разоблачать фальсификацию истории фашистами и их право-троцкистскими агентами».[295]

Героические примеры побед над немцами в прошлом, например, Ледовое побоище 1242 г., трактовались большевистской пропагандой как своеобразное напоминание «геррингам и геббельсам».[296]Не случайно созданию антинемецких настроений в обществе во многом способствовал выход на советский экран кинофильма «Александр Невский», в основу которого были положены события, связанные с победой новгородского князя над тевтонскими (немецкими) рыцарями на р. Неве. К концу 1937 г. первый вариант сценария картины, принадлежавший перу писателя П.А. Павленко, был готов.[297]Однако текст его подвергся беспощадной критике, прежде всего со стороны известного историка М.Н. Тихомирова. Постановочный вариант сценария разрабатывался П.А. Павленко совместно с С.М. Эйзенштейном. Поэтому они оба принялись за исправление недочетов и неточностей, допущенных в сценарии. Эта работа была завершена в 1938 г., когда появился на свет третий вариант сценария, озаглавленный «Александр Невский». 1 декабря 1938 г. на экраны вышел одноименный фильм, который, по мнению историка Ю.Н. Жукова, был еще более тенденциозным по своей направленности, чем кинокартина «Петр Первый» (1937 г.), где российский император «предстал перед зрителями не просто заглавным, но и откровенно положительным героем».[298]

Одновременно шла работа по подготовке киносценариев и по выпуску фильмов, в которых обличались порядки нацистского Рейха. Так, по сценарию немецкого писателя-эмигранта Ф. Вольфа режиссер Г.М. Рапопорт в 1938 г. создал кинофильм «Профессор Мамлок». 8 января 1937 г. Сталин в качестве почетного гостя принимал в Кремле Л. Фейхтвангера. В результате посещения СССР последний выпустил книгу «Москва. 1937». Позднее он написал сценарий по мотивам своего романа «Семья Оппенгейм». За эту работу Фейхтвангер по распоряжению Сталина получил гонорар в сумме 5 тыс. американских долларов. В 1939 г. режиссер Г.Л. Рошаль поставил по сценарию «Семья Оппенгейм» одноименный художественный фильм.[299]Обе картины имели яркую антифашистскую направленность.

С расширением антинацистской пропагандистской кампании в СССР во второй половине 1930-х гг. культурные и научные связи с Германией уже стали рассматриваться как нежелательное явление. Так, 11 марта 1937 г. по решению Политбюро прекратило существование советско-германское общество «Культура и техника».[300]4 ноября 1937 г. Л.З. Мехлис в докладной записке, адресованной секретарям ЦК ВКП(б) и главе правительства В.М. Молотову, с возмущением констатировал: поступающая из Германии рекламная литература технической тематики, «широко распространяемая по всем… учреждениям и промышленным предприятиям, является завуалированной формой фашистской пропаганды». Даже получаемые по линии Наркомата внешней торговли разного рода немецкие календари и записные книжки на русском языке Мехлис отнес к этой же категории, поскольку они содержали «указания о фашистских праздниках, дне рождения Гитлера, „победах“ германского оружия». После получения этой докладной записки последовало соответствующее распоряжение ЦК ВКП(б) заместителю наркома внешней торговли А. Мерекалову, который, в свою очередь, предложил, чтобы сотрудники органов НКВД и Главлита подвергали специальной проверке дипломатическую почту и багаж с целью исключения проникновения подобного рода изданий в Советский Союз.[301]