Дьявол победил - Виктор Бондарук

– Все, дело сделано, уважаемый божище. Война окончена, мир живых скопытился. Думаю, что выскажу дельную мысль, если замечу, что неплохо дать мне перекурить.

– Перекурщик, ты такое старье вспоминаешь, – прошептал он так тихо, что мне пришлось склониться к нему ухом, – о каком помнить следовало гораздо раньше. Лучше подумай о предстоящей встрече. На сей раз ты готов?

– Ты имеешь в виду встречу с… Моей подругой жизни?… Так я тебе разве не об этом говорю? Кто-то ведь мне обещал…

– Ты что болтаешь?! Хочешь оскорбить ее?! – зацыкал он почти испуганно, чем крайне озадачил меня, ведь чего-чего, а испуга я от него не ожидал.

– Оскорбить? – переспросил я в безмерном удивлении. – Вообще-то я… Люблю ее.

– В твоих устах эти признания отдают такой крепкой фальшью. Она освободила тебя от боли, а ты искал, как бы раствориться в боли, вселенской боли. Она испробовала все. Даже меня пришлось ей от тебя отделить. Чтобы ты увидел, на что стал похож. И при всем том… – он вздохнул (дьявол в миниатюре вздыхает! Нет, я так больше не мог, его печаль окончательно сбила меня с панталыку!), – она щадила тебя и делала это из любви.

– Она? Она?! Стой, о ком ты говоришь?! – не выдержав, я схватил его за шиворот и дернул на себя, – говори ты уже проще – о ком идет речь?! – на самом деле именно это я знать и не хотел, это стало бы переходом последнего рубежа. Шебуршание где-то у стены, на которую не падал свет, отвлекло меня от уродливого коротышки – я выпустил его и обернулся. Три силуэта и шевелящаяся кучка на полу… Так это же четверо Презирающих, моих бесстрашных генералов! Что же они там притулились, как бедные родственники? Темнота ли обманула мое зрение или нашелся тут доктор Айболит, но мне показалось, что они выглядели не так плохо, как я видел их в последний раз, скорее наоборот – им в некотором смысле «полегчало». В любом случае, все они живые и тоже заслужили право на побывку. Я без труда рассмотрел псориазника; но и он как в рот воды набрал.

– А я бы на твоем месте подготовился, – увещевавший меня шепот все больше прибавлял в тревожности, – негоже завершать историю Небытия, не ведая, что творишь.

Вот это и было то, что я боялся услышать и услышал! Мгновение спустя я уже обливался холодным потом и смотрел на демона пятикопеечными глазами.

– Все, не надо больше ничего мне объяснять, не надо! Ты почти целый год мурыжил меня здесь, чтобы отдать ЕЙ?! Чтобы все закончилось так погано и нелепо?! Я и жить-то согласился дальше единственно из-за надежды увидеть снова любимую, покаяться во всем и сделать ее счастливой! А что ты мне преподносишь вместо этого?! Я щас же уйду отсюда – ОНА меня не получит!

Он схватил меня своей длинной клешней за рукав:

– Идти некуда и ты не уйдешь. Там снаружи нет ничего – Первичный Хаос и бесформенная пустота, и остались считанные минуты до того, как она поглотит и это место, и последний из миров перешагнет обратно ту временную точку, когда началось зарождение жизни, и вернется в Небытие… Тебе все нужно объяснить на пальцах, ты до сих пор демонстрируешь чудеса бестолковости! – говоря это, он начал боязливо озираться. – Время не терпит, и я буду очень краток, поймешь ты или нет – не знаю, но после этого мы распростимся, – я сжал челюсти, чтобы не выбивать дробь зубами, но контролировать себя мне становилось все труднее. Я боялся, что сейчас сойду с ума и сам начну рвать себя в клочья. – Первое и самое главное – ты никогда не был человеческим существом, ты был вселенской болью, страхом и безумием, еще тогда, в предвечьи, отколовшимся от Небытия! Так возникло то, что назвали жизнью. Так она пропиталась болью и, борясь с нею, могла только проигрывать, и тогда наступало горе побежденному! Второе и не менее важное – дело в том, что вся история Небытия есть движение вспять, в ПРОШЛОЕ, бесконечное возвращение к началу, к той вечной Предыстории, когда жизни еще не было в помине. И то, что ты сейчас помнишь… Грубо говоря, происходило в обратной последовательности! – и его голос уже звучал словно затихающий шепот израненного, умирающего на поле боя солдата, передающего товарищу свою последнюю волю. – То есть в конце мира бог был умерщвлен… Людьми, которыми до того обуял ужас и боль, что и гордости больше не нашлось места в их сердцах – они обезумели. За сим ты взялся за людей – стал методично сживать их со света, но пожалел, увидев, как они рыдают, – («Ты увидел их слезы…» Секунду, но разве я их жалел?!) – остановился и позволил им наносить удары тебе, но чем больнее тебе было, тем лучше ты понимал их страдание, тем горячее желал всеобщего исцеления, и грязь, из которой они вылезли, едва не сделала тебя слепым! Помнишь, как ты сам звал ЕЕ? И она являлась по твоему зову, она хотела забрать тебя, ей нужно было лишь твое согласие. И ей пришлось снизойти до последнего из унижений… Да, это была ОНА!.. Богиня, что приняла обличье смертной мученицы – только благодаря этому на кратчайший миг вы снова сделались близки. Но дальше так длиться не могло – она и так слишком много тебе уступила, а ты как само собой разумеющееся принимал ее уничижение! Ты обидел ее, обидел жестоко… Если бы ты ответил ей взаимной любовью – не появился бы я. И в том же самом облачении… Когда я завещал тебе продолжить дело там, куда ты направляешься, ты наивно подумал о Москве – о своем пункте назначения ты памятовал не более, чем о происхождении. А направлялся ты к началу, туда, где ожидало одиночество, одиночество бытия. Я, твой бог и твоя сущность, недосягаемый образец для подражания и вечный позор, совратитель и обличитель, рассекшие тебя надвое… Я – тот, кем ты стал, отвергнув ее. Дальнейшее развитие истории ничем не примечательно. Возвращение подходит к концу, сейчас ты встретишь Богиню Небытия, того самого Небытия, от которого думал убежать!.. У тебя не все усвоилось в голове, да?… Ты помнишь отдельные отрезки своего пути, наиболее броские и выступающие осколки, и они никак не могут сложить ничего цельного, о чем я тебе в одном из таких осколков напомнил, – так вот что значило «по кускам»! – чему ты так же не сумел дать верной интерпретации! Ну что ж, побаловался человечьим обличьем и хватит, не то будешь как они!

Он имел в виду Презирающих; они теснились у стены, словно приговоренные к расстрелу, и каждый держался тише воды, ниже травы. Кто знает, быть может, в эти апокалиптические для них мгновения они силились понять что-нибудь очень важное… А мне стало больно за них, ведь и они прежде были людьми, несмотря на то что на данный момент заслуживали называться разве что «существами», а то и «веществами». Только им четверым гордость помогла выжить и сделаться Полубогами, но нужно ли было им самим такое выживание?… Я снова взглянул на псориазника, оторвавшего еще один кусок кожи от лица, по которому сразу хлынула кровь; нас разделяла темнота, и вряд ли можно надеяться, что он почувствовал мой взгляд. Он тоже был обманут, тот титанический труд, что он проделал, вместо меня, оказался Сизифовым. Мне захотелось сказать ему «спасибо» (не важно, что сие было поздно и ни к чему), но я не успел, так как демон вдруг торопливо закаркал:

– Совершеннейшие из смертных! Полубоги, отбросившие шкуры живых! Конец вашему Презрению!

Не может быть! У меня зазвенело в ушах от самых чудовищных воплей, что я когда-либо слышал, когда трое повалились на пол и забились в судорогах; четвертому повезло больше – он испустил дух сразу. Остальные же катались по полу, хватались друг за друга, сжимая в руках кости окончательно размозженного Императора и издавая все тот же безумный ор, постепенно затихавший, будто удаляющийся, пока их всех не поглотила тьма.