Мальчик со шпагой - Владислав Крапивин

— Что — зачем? — не понял Серёжа.

— Только не надо отпираться. Зачем проиграл?

Отпираться в самом деле было глупо. Серёжа пожал плечами.

— Пожалел его? — спросил Олег.

Серёжа удивленно вскинул глаза.

— Вот еще! Просто… ему нужнее.

Олег помолчал.

— Ну… пусть, — наконец проговорил он. — Я вот про что хочу сказать. Знаешь, что Огоньков от вас уходит? Будет командовать знаменной группой.

— Почему?

— Их класс перевели в первую смену… А тебе, наверно, быть капитаном.

— Почему мне? — искренне удивился Серёжа.

— Так ребята говорят. Я уже спрашивал.

— Что я, лучше всех?

— Да нет, все одинаковы, — серьезно сказал Олег.

— Валерик Воронин старше меня.

— Я знаю. Но он прежде всего художник, у него и так работы хватает. И он, кстати, тоже назвал тебя.

— Странно…

Серёжа никогда не стремился быть командиром. Конечно, капитан — это здорово. Это золотой угольник на рукаве под нашивкой, это право открывать стеклянный шкаф со знаменем, это участие в советах, где решаются важнейшие дела. Но ведь это еще и отвечать за всю группу. А как это — отвечать? И как командовать? Мосиным, Андрюшкой Гарцем, Ворониными? Почему они должны видеть в нем командира?

— Это ведь не награда. Это — нужно, — сказал Олег.

— Ну, раз нужно… Только…

— Хочешь сказать: только получится ли?

— Нет… Только не говори никому про это… Ну, про последний бой.

Олег выпрямился.

— Никому? Нет, кое-кому я все-таки скажу… Ребята, идите сюда!

Генка и Наташа подошли.

— Я про вас кое-что знаю, — сказал Олег. — Сергей не очень разговорчив, но про вас он говорил. Вы его друзья. И хотя бы вы должны знать: последний бой он проиграл нарочно.

"Сейчас начнут спрашивать — зачем", — с досадой подумал Серёжа. Но Наташа промолчала и только слегка покраснела почему-то. А Кузнечик спокойно сказал:

— Ну, значит, так надо.

— Надо? — переспросил Олег. — Может быть, братцы, не знаю… Сергею видней. Только все-таки обидно, наверно, да, Серёжа? Первые соревнования. Сразу была надежда стать чемпионом. Не всегда ведь так повезет…

— А, пускай, — задумчиво произнес Серёжа. Ему было сейчас хорошо. И он не боялся сказать о том, что снова вспомнилось: — Мне однажды так повезло, что, наверно, хватит на всю жизнь. Я про это никому не говорил. Только отцу да Наташке…

— Это про всадников? — шепотом спросила она.

— Да… Я, когда еще маленький был, придумал сказку о волшебных всадниках. Будто они приходят на помощь, когда позовешь. А потом, этим летом уже, меня на станции поймали четыре гада. Я из лагеря домой уходил, потому что не хотелось там быть, а они тащили обратно. Насильно. Издеваться начали: "Ну, зови своих всадников!" И они вдруг примчались! Понимаете, настоящие!

Он замолчал, потому что опять слишком уж зазвенел голос и опять, как наяву, он пережил то изумление и счастье, когда в нарастающем громе копыт загудела земля, вспыхнули рыжие гривы и упруго прозвучал голос командира…

— А что за всадники? — нетерпеливо спросил Кузнечик.

Но тут резко открылась дверь, и они увидели Митю.

Он был в разорванной куртке, с кровью на щеке и на губах, а в глазах у него стояли злые слезы.

— Кто? — тихо и гневно спросил Олег.

— Не знаю, — сказал Митя. — Я их раньше не встречал… Их было четверо.

Тыльной стороной ладони он вытер припухшие губы. На руке осталась красная полоса. Митя удивленно посмотрел на нее и негромко, но со злостью продолжал:

— Одного зовут Лысый. Я запомнил.

— Лысый?! — вскинулся Кузнечик. — Он такой, с меня ростом, в вязаной шапке, да? И под глазом фингал?

Митя кивнул.

— Я же этого паразита знаю! — воскликнул Генка. — В нашем дворе живет. Синяк — это я ему вделал за голубя. Они его поймали на помойке, банку привязали к лапам и летать заставляли…

— Стойте. Всё потом, — сказал Олег. — Наташа, будь добра… В раздевалке у двери аптечка. Вата, бинт, йод, перекись водорода. Сергей, возьми в умывальнике стеклянную банку, налей теплой воды…

Когда Серёжа вернулся с водой, Олег и Кузнечик стаскивали с Мити куртку. Митя осторожно вытягивал из нее руку и морщился.

— Что с рукой? — спросил Олег.

Митя улыбнулся, не разжимая зубов.

— Больно пальцы. Я этому Лысому все-таки один раз стукнул. Костяшками. По зубам… Это когда уже все разбежались и я пошел. А он за мной привязался, все в спину тыкает и шипит: "А ну беги. А ну беги, хуже будет". А потом забежал вперед, ладонь растопырил — и меня за лицо… — Митя брезгливо передернул плечами. — Я не выдержал и как дал!

— Иди-ка сюда, — сказал Олег. Сел на стул, поставил Митю между колен, обмакнул ватный тампон в теплую воду. — Поверни щеку. Вот так… Ну и что дальше было?

— А дальше они все меня окружили… Вот тогда и разбили губы. А тут взрослые подошли, закричали на них, они сразу кто куда… Вот и все. Я сюда пошел. Если я в таком виде домой приду, мама…

Он замолчал, потому что Олег стал обмывать ему губы.

— Гена! — позвал Олег. — Значит, Лысого ты знаешь?

— Еще бы! И он меня знает. Он меня еще лучше сегодня узнает, это уж точно.

— И меня, — сказал Серёжа, чувствуя холодок в груди. — Эх, жалко, никого из наших там рядом не было!

Митя удивленно глянул на Серёжу и дернул головой.

— Что, больно? — спросил Олег.

Митя отрицательно промычал.

— А что же ты… Сказать что-то хотел?

— Нет, — прошептал Митя и опустил глаза.

Олег бросил на пол розовую мокрую вату. Нахмурился.

— Постой… Ты сказал… Ты сказал: все разбежались, а я пошел… Ты что же, был не один? Митя!

Митя опустил голову, прикусил больную губу, и по отмытой щеке побежала злая слезинка.

— Кто еще был? — жестко спросил Олег.

Митя глянул исподлобья.

— А потом они скажут, что я предатель…

Олег горько усмехнулся:

— Ты — предатель?

— Ты или те, кто тебя бросили?! — яростно спросил Серёжа.

— Они, наверно, не бросили. Они, наверно, думали, что я тоже побежал, только в другую сторону.

— Давай все по порядку, — сказал Мите Олег.

Митя глотнул, словно острый леденец проглотил.