Орден Последней Надежды. Книга 2. Святой воин - Андрей Родионов

Это истинная правда. Все, что было в срезанном кошельке, до последнего салю, ушло на закупку скромной корзины. Как известно, в любой осажденной крепости за деньги можно достать все, что хочешь. Даже слона к тебе проведут, было бы желание. Только узнай, к кому обратиться, и дело в шляпе. Правда, на ту же сумму в любом парижском трактире я смог бы накормить целую роту, но стоит ли жалеть чужие деньги? Легко пришло, легко ушло.

— Простите дурака, господин сержант. Хотелось ведь как лучше, — бубню я себе под нос, свесив голову.

Я забираю свою корзинку — в кувшине при этом что-то громко булькает — и, развернувшись, бреду на выход. Пете тихонько стонет, лицо у него такое скорбное, будто пройдоха узнал, что на рассвете его повесят. Да и остальные солдаты помрачнели, глаза их недобро посверкивают.

— Чего это ты задумал, каналья? — вскрикивает сержант, и я с удовлетворением отмечаю, что он явно взволнован.

— Да для ребят заберу, в нашей батарее, — простодушно объясняю я. — Уж они-то не откажутся выпить за победу.

— Для ребят, — ехидно передразнивает сержант. — А ну, поставь на место, еще не хватало разлагать солдат его величества Генриха Шестого! — С сомнением оглядев своих орлов, которые мигом ожили и расцвели любящими улыбками, господин де Камбре бормочет: — Ну, разве что по маленькому глоточку, за нашу неминуемую победу.

Шустрый Пете, подхалимски улыбаясь, уже тащит две кружки, одну — персонально для начальника, и тут же громко добавляет:

— И за здоровье нашего августейшего монарха, Генриха Шестого Ланкастера!

Сержант решительно кивает, мол, наливай! Остальные, спохватившись, кидаются на поиски кружек. Я на цыпочках удаляюсь, но далеко не ухожу, поскольку дело еще не закончено. Через несколько минут я вновь навещаю горе-караульщиков и убеждаюсь в том, что старый трюк вновь срабатывает. Некий вонючий отвар, рецепт изготовления которого монахи-францисканцы вот уже три столетия держат в строжайшем секрете, в небольшом количестве подмешанный в вино, действует ничуть не хуже клофелина, растворенного в водке. Правда, я не собираюсь обчищать карманы дружно похрапывающей стражи, не для того старался. Забрав у сержанта большой бронзовый ключ, я снимаю с железной двери пудовый замок и, откинув засов, с усилием распахиваю дверь в пороховой погреб.

— Добро пожаловать, дорогой друг Робер, — бормочу я, быстро оглядываясь по сторонам. — Ага, это я удачно зашел!

В левой руке я держу стеклянную лампу, только безумец сунется внутрь с открытым огнем. Я бережно вешаю лампу на крюк, вбитый в каменную плиту рядом со входом, и возвращаюсь к мирно посапывающим стражникам. У них в просторном деревянном шкафу, приткнувшемся у дальней стены зала, припасена уйма подобных ламп, штук шесть. Вскоре помещение склада медленно проступает из темноты, освещенное яркими огоньками пылающих фитилей.

Пятиугольный подвал чуть не сплошь заставлен высокими, мне по грудь, бочками с порохом. При желании англичане могут беспрерывно палить из пушек хоть месяц, так и не ощутив никакого недостатка в порохе. Граф Уильям Гладсдейл и впрямь прекрасный полководец, он продумал каждую мелочь, заранее запасся всем необходимым. Турель битком набита бочками с солониной, вяленой рыбой и мукой, я видел комнаты, где складированы сотни головок сыра. Форт вполне сможет продержаться до подхода подкреплений с северного берега Луары, если я не вмешаюсь.

Я опускаю руку в ближайшую бочку, и мелкий, словно пыль, черный порох мягко течет сквозь пальцы. Если взорвать все это богатство, Турель, без сомнения, рухнет. Пострадает и мост, который должен связать Орлеан со свободными территориями, все жертвы по его захвату пойдут прахом. Как-то это не по-нашему, не по-хозяйски! Несколько лет французы строили, затем англичане забили припасами все помещения, словно хомяки, изготовившиеся к долгой зиме, а тут приходит русский и взрывает все к чертовой бабушке! Я ухмыляюсь, рот расползается до ушей. Не скрою, очень соблазнительно вот так вот бабахнуть, подняв на воздух сразу полтысячи врагов. И я бабахну! Но только не сейчас, а как-нибудь в другой раз и на чужой территории.

Нет, англичан и примкнувших к ним предателей мне ничуть не жалко, война есть война, они знали, на что идут. Но вот крепость еще может послужить Франции. Что же мне такое придумать, чтобы и крепость сохранить, и помочь французам?

Водрузив крышку от бочки на ее законное место, я задумчиво оглядываю помещение. Что это за емкость прячется там, в углу? Непохоже, чтобы в этакой громадине держали взрывчатые вещества, зато в ее сестрах-близнецах галлы, как правило, хранят вино. Я с усилием открываю большой кран, и изнутри с готовностью плещет темная жидкость. Точно, в гигантской двухсотведерной бочке находится весьма неплохое божоле. Вот и решение наших проблем, понимаю я. Но как же британцы затащили этакую громадину сквозь узкие двери? Да никак, это дело рук галлов! Очевидно, последний командующий Турелью переоборудовал винный погреб под хранилище пороха, а эта бочка — остатки былой роскоши, французы просто не успели ее допить. Хорошо, что и трезвенник Гладсдейл до нее не добрался, теперь имущество Франции послужит своей стране! Придется как следует потрудиться, но нас работой не запугаешь. Где-то я, тут видел большое ведро.

Еле слышный шорох за спиной заставляет меня машинально пригнуться, зайцем сигануть в сторону. В бочку с порохом, перед которой я только что стоял, до половины входит копье, дребезжит возмущенно, мол, что ж не подождал? Я разворачиваюсь к невесть откуда возникшему воину, машинально замечаю, что, судя по стойке, тот весьма опытен в обращении с топором. Вон как ловко перебрасывает рукоять оружия из руки в руку, повезло, что я вовремя его услышал.

— Проворен, лекарь, — невнятно рычит человек, чье лицо, заросшее густой бородой, кажется мне смутно знакомым.

— Ты обознался, — отвечаю я, лихорадочно пытаясь вспомнить, где же видел его раньше.

Постой-ка, он назвал меня лекарем! Но ведь здесь, в Турели, меня знают как пушкаря Жакмара Кузинара, единственного человека, спасшегося из отряда геройски погибшего сэра Томаса Поингса. В мерцающем свете ламп я замечаю, как гость довольно скалится, наслаждаясь моей растерянностью. Если убрать эту бороду...

— Клод! — ахаю я. — Откуда ты здесь взялся, дружище?

— Оттуда! — передразнивает бывший телохранитель Шарля Безнара, погибшего главаря крестьянского Отряда, злобно посверкивая глазами.

Эх, где ты, моя молодость, где тот отряд восставших нормандских крестьян? Незваный гость прерывает сладкие воспоминания каким-то гневным выкриком, бормочет что-то, будто каши в рот набрал. Да ему же тогда сломали челюсть, припоминаю я, очевидно, кости срослись неправильно, изуродовав лицо. Бедняга и без того не был писаным красавцем, а теперь Клоду и вовсе приходится носить густую бороду, чтобы люди не шарахались в стороны. Между тем есть прекрасный метод лечения. Надо металлическую проволоку пропустить между зубами, надежно скрепляя ею челюсти. Какой-то месяц мучений, зато результат превосходит все ожидания, хоть снова лезь в драку. Но кто бы им подсказал и научил. Черт, как жаль, что я совсем забросил медицину! Клянусь, после победы займусь только лечением, больше никаких душегубств!