Стрелок. Митральезы для Белого генерала - Иван Оченков

– Взвод, примкнуть штыки, – скомандовал Будищев, снимая с плеча «шарпс», после чего взвел курок и добавил: – Товсь!

Встревоженные солдаты тут же ощетинились оружием, готовые немедля открыть огонь по неведомому противнику. Где-то совсем рядом в окружающих их зарослях зашумело так, как будто бежала целая толпа народа. Кто-то, не выдержав напряжения, выстрелил наудачу, но основная масса охотников сохраняла спокойствие, ожидая появления врага. Однако чем ближе тот приближался, тем больше производимый им звук стал походить на грохот копыт.

– Кавалерия, – охнул стоящий рядом с приятелем Шматов. – Ей-ей, кавалерия!

– Этого только не хватало, – скрипнул зубами Дмитрий, машинально беря прицел повыше.

Звук наступающих был все ближе, а потом густые заросли тростника раздвинулись и перед строем готовых к смертельной схватке солдат и казаков выскочило семь или восемь взъерошенных кабанов. Увидев новое препятствие, животные не без труда остановились и огласили окрестности злобным хрюканьем. Не ожидавшие подобной встречи охотники застыли в нерешительности, явно не зная, как поступить в подобной ситуации, пока не услышали приказ Будищева.

– Огонь! – скомандовал он, одновременно спуская курок.

Последовавшие вслед за этим выстрелы слились в нестройный залп, а когда дым рассеялся, стало видно, что животные, дружно развернувшись влево, отступают в полном порядке, оставив на поле боя одного пострадавшего товарища. Впрочем, неудачливый кабанчик не собирался сдаваться. Лежа на боку он злобно хрюкал, бешено вращая своими маленькими глазками, рыл землю копытами и клыками, роняя на землю пену из пасти. Наконец, тяжело раненному, но не сломленному представителю поросячьего племени каким-то невероятным образом удалось подняться, и он припустил к спасительной стене зелени, неуклюже подпрыгивая на трех ногах.

– Куды?! – заполошно крикнул Федька и бросился за уходящей добычей в погоню.

– Стой, твою дивизию! – запоздало крикнул ему вдогонку успевший перезарядиться Дмитрий, но было поздно. Широкая спина товарища надежно заслонила цель, и кондуктор с досадой опустил ствол «шарпса».

Через секунду преследователь и его жертва скрылись в кустах, оставив наблюдавших за этой драмой солдат и казаков в состоянии легкого обалдения. Некоторое время они переглядывались, как бы пытаясь понять, что же все-таки случилось на их глазах? Затем в кустах послышался шум, сдавленный хрип, невнятная ругань и, наконец, тонкий, полный отчаяния предсмертный визг кабана.

Бросившиеся на эти звуки охотники обнаружили в кустах растрепанного и перемазанного кровью Шматова, рядом со все еще трепыхающимся, но уже поверженным животным. В руках у денщика был устрашающего вида окровавленный кинжал, изрядно погнутый в последней схватке, правая штанина располосована, и на голом теле виднелось несколько царапин.

– Это он тебя так? – ошарашенно спросил Будищев.

– Ён, – закивал головой приятель. – Свинья. Я на его с ножом, а ён как развернется, да зубами за енто вот место.

– А револьвер тебе на хрена?

– Забыл, – простодушно развел руками Федя, вызвав тем самым ехидные смешки товарищей.

– Эх ты, – сокрушенно вздохнул Дмитрий, после чего махнул рукой и с выражением проговорил: – Кавалерия!

Как оказалось, этот крик Шматова слышали многие, а кое-кто и был вполне с ним согласен, и теперь все дружно заржали, отгоняя от себя давешний страх.

– Ну, чего вы? – удивленно спросил денщик, вызвав еще большой приступ веселья.

– Кавалерия! – только и смог повторить уже икающий от хохота Будищев, хлопая себя по ляжкам.

– Да ну вас! – обиженно махнул рукой парень, но не выдержал и присоединился к всеобщему смеху.

– Что тут у вас происходит? – поинтересовался подошедший тем временем из зарослей Слуцкий.

– Ваше благородие, – безуспешно попытался успокоиться и доложить по уставу кондуктор. – За время вашего отсутствия происшествий не случилось, за исключением… атаки свинской кавалерии!

Последние слова доклада покрыл новый приступ хохота, к которому с удовольствием присоединились штабс-капитан и его спутники.

На войне часто происходит много разных происшествий, как веселых, так и трагических, причем последние гораздо чаще. Об одних пишут пышные реляции, про другие складывают легенды, о третьих забывают на другой день. Но как бы то ни было, кличка «Федька-кавалерия» прилепилась к Шматову как репей.

– Привал! – все еще смеясь, скомандовал Слуцкий. – Уж коли у нас есть добыча, то грех будет ее не отведать. Расставьте часовых и отправьте людей собрать хворост.

– Есть! – козырнул в ответ тот и принялся отдавать распоряжения.

– Пойду и я дровец поискать, – заявил Федя, но был остановлен Дмитрием, протянувшим ему небольшую фляжку.

– Погоди, страдалец. Лучше возьми это и где-нибудь в кустах обработай свои царапины. А то мало ли…

– Спирт? – изумился денщик. – На эдакое дело! Да я лучше землицей пополам с порохом присыплю, и все как рукой снимет.

– Я тебе присыплю! – разозлился Будищев. – Вроде взрослый, а иной раз такую хрень несешь. Ну-ка марш выполнять. Да гляди, проверю!

Делать было нечего, и тяжко вздыхающий Шматов отправился выполнять распоряжение «барина». Оставшись один, он с сомнением посмотрел на фляжку, припомнив, с каким трудом они раздобыли ее содержимое. Все-таки чистый спирт это не хлебное вино, им маркитанты не торгуют. Намочив тряпицу водой из ручья, он тщательно вытер кровь на ногах, потом воровато оглянулся и, вместо того чтобы обработать рану, приложился к горлышку. Кадык на худой шее пару раз дернулся, и он едва не поперхнулся от «огненной воды», после чего парень занюхал выпитое рукавом.

– Шило оно и есть шило! – довольно крякнул Федька и, почувствовав, как запекло в желудке, расплылся в широкой улыбке.

Привал после нелегкого перехода сам по себе приятен, а уж когда есть возможность не просто отдохнуть, но и подкрепить силы куском жареной свинины и глотком кахетинского, он и вовсе превращается в праздник. Вино, впрочем, было только у господ офицеров, но вот кабанчика поделили поровну на всех участников экспедиции.

– Зер гут, – одобрительно отозвался все еще хромающий фон Левенштерн, взгрызаясь в сочный кусок мякоти.

Рядом с ним лежали парочка только что открытых банок сардин, испеченные по кавказскому обычаю в углях чуреки соседствовали с английским печеньем, и все это вперемежку с сушеным инжиром и тому подобными восточными сладостями. Иными словами, стол был весьма обилен, а ставший по воле судьбы казачьим урядником немец все это активно поглощал. Причем нельзя сказать, чтобы господин барон был жаден и желал, по образному выражению Будищева, «заточить все в одну харю». Как раз напротив, он сразу же пригласил своих товарищей разделить с ним трапезу, но вот поспеть за курляндским аристократом было совсем не просто.

– К сожалению, подстреленный вами кабанчик не слишком велик, – с усмешкой заметил Слуцкий, обращаясь к сидящему рядом моряку. – Отнести презент вашим знакомым в Бами на сей раз не получится.